— Но здесь ничего не сказано про то, что не надо работать.
— Может, это какой-нибудь не тот Фотий? — предположил почтальон Печкин.
— Есть ещё один Фотий — митрополит Киевский. Очень замечательная личность. Он, — сказал Сёмин, — очень многое сделал в смысле просвещения в России. И даже ещё один Фотий Васильев — старообрядец, бывший стрелец. И никто из них не говорит, что работать нельзя.
— В общем, так, — сказал почтальон Печкин, — пока я всё про этот праздник не узнаю, я 15 июля каждый год работать не буду.
— А я, пока про этот праздник всё не узнаю, — сказал Матроскин, — 15 июля каждый год работать буду.
Когда они уходили, профессор Сёмин сказал дяде Фёдору на ухо:
— Вот в таких ситуациях люди и проявляются.
И хотя Матроскин был не "люди", он проявился в лучшую сторону, чем Печкин.
Глава одиннадцатая. ЩЕНОК ГОРБУНОК
Надо было, в конце концов, заканчивать поэму. И Шарик работал над ней и работал:
И он бежал, бежал,
Бежал…
Бежал, бежал, бежал, бежал…
Против бури, против ветра
Целых двадцать два кил-метра…
Здесь Шарик подумал, что "кил-метр" ненамного лучше "чел-века", но потом решил:
— Кто умный, тот поймёт. А бестолковым я читать поэму не стану.
Поэтому он продолжил:
Бежал, бежал, ещё бежал.
Но всё же вора задержал.
Вора он смело укусил,
И тот пощады запросил:
— Меня, эх, погубила страсть.
И больше я не буду красть.
Простите меня, простите.
На волю меня отпустите…
Скоро его поэма была практически готова. Он позвал дядю Фёдора и Матроскина и стал им читать шедевр:
Ночь, улица, фонарь, стройбаза…
Дружок взял след почти что сразу.
Тот след был от грузовика…
Он читал и читал. Дошёл до погони. Тут дядя Фёдор остановил его:
— Слушай, Шарик, что-то у тебя поэма бесконечная. Попробуй её сокращать.
— А как?
— А вот Дружок у тебя бежит десять раз. Пусть бежит один раз.
— Но там дорога длинная. Грузовик далеко уехал.
— Допустим, — говорит Матроскин. — А чего это ты всё украденное перечисляешь? Корзина там, картина, картонка и маленькая собачонка. Ты бы ещё носки перечислил, ботинки.
— Собачонки там не было, — спорит Шарик.
— Как не было? Была. Вот же у тебя написано: "Ах, у нас нет собачонки. Вот и пропадают дублёнки". Значит, собачонка была.
— Вообще-то она была. Но у них её не было. Поэтому вещи и пропали.
— Ладно, — согласился дядя Фёдор. — Читай дальше.
Шарик стал читать, пропуская целые куски:
Итак, он задержал вора,
А у вора полно добра,
Буквально целая машина:
Диван, чемодан, пианино,
И в довершение списка —
Большая собачная миска.
— Может, она всё-таки была собачья? — спросил дядя Фёдор.
— Она, конечно, была собачья, — согласился Шарик, недовольный тем, что его перебивают. — Но тогда нескладно получается. Слушайте. Дальше будет самое неожиданное:
Тут в пальто, но без штанов
Прилетает Иванов.
— Дружок, теперь я понял вдруг,
Что ты мой настоящий друг.
Вот тебе, Дружок, котлета.
Вот тебе, Дружок, конфета.
Вот тебе, Дружок,
Пирожок.
Он поцелул собаку в нос
И на руках домой понёс.
Но Дружок вдруг
Вырвался из рук.
— Вы, конечно, всех нежней,
Но я в милиции нужней.
Я здесь при помощи таланта
Дослужусь до лейтенанта. —
Вот какой он молодец!
Конец.
Слушатели молчали.
— Ну, что? — спросил Шарик.
— Я думаю так, — сказал дядя Фёдор. — Если слегка подработать, то может получиться что-то интересное.
— А сейчас разве неинтересное?
— Мне кажется — сыровато. Много вопросов возникает. Почему это Дружок заговорил по-милиционерски? Откуда взялся Иванов? Как это Дружок сумел догнать грузовик, особенно против ветра?
— Сыровато, — согласился Матроскин. — Пожалуй, даже мокровато. Подсушить надо.
— Тебя самого подсушить надо, — обиделся Шарик.
Поэты — люди ранимые, чуть что не так, обижаются на целую неделю. Вот и Шарик на целых два дня скрылся от народа на печке.
Пришлось его специальным пирогом с косточками выманивать:
— Вот, Шаричек, мы тебе пирог специальный приготовили. "Собачьи грёзы" называется. Там ни одного гриба нет, одни кости.
Глава двенадцатая. МАМА ПРИЕХАЛА
Лето катилось к закату. Пора было подводить итоги.
У коровы Мурки в колхозном стаде телёнок родился. Но почтальон Печкин согласно договорённости его конфисковал. Это была тёлочка.
Печкин её тоже Нюшей назвал. Он сам ничего придумывать не умел. Он во всём дяде Фёдору подражал.
После этого корова Мурка в семью вернулась. Молока она стала давать в два раза больше без всякой музыки. Так что благосостояние кота Матроскина резко возросло.
Шарик свою поэму высушил, исправил все неправильности и разучил её наизусть. Он мог теперь её без бумажки читать.
Как только он встречал нового человека, он сразу становился в позу и читал:
Один чел-век имел собаку,
И очень он любил собаку.
Тут как раз мама с папой приехали. Шарик их на пороге встретил. Родители спрашивают:
— Где дядя Фёдор?
— На речке.
— Где кот Матроскин?
— В сарае. Хотите, я вам поэму прочитаю?
— Так сразу?
— А что? Вы же уже приехали.
Он встал в поэтическую позу, как Юрий Энтин, и стал радовать родителей:
Один чел-век имел собаку,
И очень он любил собаку…
Он без собаки жить не мог.
И к ней бежал он со всех ног.
— Шарик, Шарик, успокойся, — сказала мама. — Не волнуйся. Дай нам оглядеться. Мы твою поэму про чел-века обязательно дослушаем. А сейчас мы хотим сына увидеть.
И родители пошли на речку. Как только дядя Фёдор их увидел, он сразу закричал:
