Мы вовсю упражнялись с этим оружием, а дни тем временем становились все короче. Милдрит могла не верить в надвигающуюся войну, но я сомневался, что Бог умиротворил сердца датчан.
Поздняя осень принесла в Окстон проливной дождь и гостя — местного шерифа. Шерифа звали Харальдом, на него возлагалась обязанность поддерживать мир в Дефнаскире. Он явился верхом, в сопровождении шестерых всадников — все в кольчугах и шлемах, с мечами и копьями.
Я ждал гостя в большом зале, заставив его спешиться и войти в продымленный полумрак. Шериф вошел осторожно, ожидая засады, потом его глаза привыкли к сумраку, и он увидел, что я стою у центрального очага.
— Именем короля тебя вызывают на суд, — сказал он.
Его люди вошли вслед за ним.
— Ты принес в мой дом мечи? — спросил я.
Харальд осмотрелся и увидел моих людей, вооруженных копьями и топорами: заметив вдали всадников, я собрал их и приказал вооружиться. Харальд слыл в округе благоразумным и честным человеком и знал, что вторжение в чужой дом с оружием может кончиться убийством.
— Ждите снаружи, — велел он своим людям, а я жестом приказал моим опустить оружие.
— Именем короля… — снова начал Харальд.
— Я слышал тебя, — перебил я.
— На тебе долг, который следует оплатить, — продолжал шериф, — а еще — смерть человека, которую надо возместить.
Я ничего не ответил.
Одна из моих гончих тихо зарычала, и я положил руку ей на голову, чтобы заставить замолчать.
— Суд состоится в День всех святых, — сказал Харальд, — в кафедральном соборе.
— Я буду там, — ответил я.
Он снял с головы шлем, продемонстрировав обрамленную русыми волосами лысину величиной с тарелку. Шериф был лет на десять старше меня, высокий, а на руке, в которой держат щит, у него не хватало двух пальцев. Слегка хромая, он зашагал ко мне; я успокоил гончих и ждал.
— Я был в Синуите, — негромко проговорил он.
— Я тоже, — отозвался я, — хотя кое-кто и пытается убедить всех в обратном.
— Я знаю, что ты там был, — сказал он.
— Да неужели? — спросил я издевательски.
Он не обратил внимания на мою грубость. Шериф отнесся ко мне с сочувствием, однако я был слишком горд, чтобы это оценить.
— Олдермен послал людей, чтобы завладеть твоим поместьем, как только закончится суд, — предупредил он.
Кто-то за моей спиной в ужасе охнул, и я понял, что в большой зал вошла Милдрит. Харальд поклонился ей.
— Наш дом отберут? — спросила Милдрит.
— Если долг не будет уплачен, землю отдадут церкви, — ответил Харальд.
Он уставился на свежесрубленные стропила, будто гадая, зачем я построил дом, если над поместьем нависла угроза превратиться в собственность монастыря.
Милдрит подошла и встала рядом со мной. Ее явно расстроило то, что шериф привез вызов в суд, но она изо всех сил старалась держать себя в руках.
— Примите мои соболезнования по поводу кончины вашей супруги, — сказала она Харальду.
Его лицо исказило страдание, он перекрестился.
— Бедняжка долго болела, моя госпожа. Думаю, Господь явил милость, призвав ее к Себе.
Я не знал, что шериф вдовец, но меня это и не слишком интересовало.
— Она была хорошей женщиной, — сказала Милдрит.
— Это верно, — кивнул Харальд.
— Я молюсь за упокой ее души.
— Благодарю вас, — проговорил шериф.
— Я молюсь и за здравие Одды Старшего, — продолжала Милдрит.
— Слава богу, он жив. — Харальд снова перекрестился. — Но Одда слаб и очень страдает. — Шериф прикоснулся к своей голове, чтобы показать, куда именно ранили Одду Старшего.
— Итак, кто же будет судьей? — резко спросил я, вклинившись в их разговор.
— Епископ, — ответил Харальд.
— Не олдермен?
— Олдермен в Сиппанхамме.
Милдрит настояла на том, что Харальда и его людей надо накормить и напоить элем. Моя жена и шериф долго беседовали, делясь семейными новостями и новостями о соседях. Они оба были уроженцами Дефнаскира, а я — нет, поэтому почти не знал людей, о которых они говорили, однако мигом навострил уши, когда Харальд упомянул, что Одда Младший женится на девушке из Мерсии.
— Его невеста здесь в ссылке вместе со своей семьей, — пояснил он.
— Она хорошего происхождения? — спросила Милдрит.
— Очень хорошего, — кивнул Харальд.
— Желаю им большого счастья, — явно искренне произнесла Милдрит.
Она и сама была счастлива в тот день, оттаяв душой в компании Харальда, хотя после его отъезда стала бранить меня за грубость.
— Харальд — хороший человек, — настойчиво говорила она. — Добрый. Он мог бы дать тебе толковый совет. Он мог бы помочь тебе!
Я не обратил внимания на ее слова, но два дня спустя отправился в Эксанкестер вместе с Исеулт и всеми своими людьми. Считая Хэстена, у меня было теперь восемнадцать воинов — и я вооружил всех, дал им щиты и кожаные плащи и провел через ярмарку, которую традиционно устраивали во время заседаний суда.
Чего только не было на этой самой ярмарке: жонглеры и акробаты на ходулях, фокусники, глотавшие огонь, и танцующие медведи, певцы и арфисты, рассказчики историй и нищие, овцы и козы, крупный скот, свиньи, гуси, утки и куры. Там продавались отличные сыры, копченая рыба, свиное сало, горшки с медом, целые подносы яблок и корзины персиков.
Исеулт, которая никогда раньше не бывала в Эксанкестере, удивлялась, насколько велик этот город, и как в нем кипит жизнь, и как близко друг к другу стоят дома. А я видел, что люди крестятся при виде ее, потому что все слышали, что в Окстоне держат королеву-тень и знали: она чужестранка и язычница.
Нищие толпились у ворот епископа. Там были калека с ребенком и множество мужчин, изувеченных на войне. Я бросил им несколько пенни, а потом, пригнувшись, въехал под аркой во двор кафедрального собора, где ждала решения своей судьбы дюжина закованных в цепи преступников.
Несколько молодых монашенок, явно нервничавших при виде закованных в цепи людей, заплетали косы, а вокруг трех костров собралось много вооруженных мужчин. Они подозрительно посмотрели на моих приверженцев. Молодой священник, размахивая руками, поспешил ко мне через лужи.
— На территорию собора нельзя приносить оружие! — сурово сказал он.
— Но у них ведь есть оружие, — кивнул я на тех, что грелись у костров.
— Это люди шерифа…
— Тогда чем скорее с моим делом будет покончено, тем скорее оружие покинет территорию собора.
Он встревоженно поглядел на меня.
