Шарп состроил гримасу.
– Знаете, что сказал мне Хейксвилл? Что он собирается продать ее Найгу.
Грин нахмурился.
– Не продаст, парень. Не продаст.
– А как вы ему помешаете? – с горечью спросил Шарп.
– За ней присмотрят, – уверил его Грин. – Ребята позаботятся, да и женщины ее поберегут.
– Надолго ли их хватит?
Шарп отпил еще рома, который, похоже, совершенно на него не действовал. Он прикрыл глаза. Да, ему фактически вынесли смертный приговор, но надежда живет, пока жив человек. Кое-кто оставался в живых. Солнце обжигало оголенные ребра, с которых кровавыми лентами свисали кожа и плоть, однако некоторые выживали. Только вот как он присмотрит за Мэри, если будет валяться, забинтованный, на койке? Да и вообще, ему сильно повезет, если после плетей он попадет на койку, а не в могилу. При мысли о Мэри горькие слезы навернулись на глаза.
– Долго ли они смогут защищать ее? – хрипло спросил Шарп, проклиная себя за постыдную слабость.
– Говорю тебе, ее в обиду не дадут.
– Вы не знаете Хейксвилла.
– Знаю, парень, знаю, – с чувством сказал Грин. Несколько секунд он смущенно крутил головой, потом посмотрел на Шарпа. – Этот ублюдок не тронет ее, если она выйдет замуж. По-настоящему, с благословения полковника.
– Я и сам так думал.
Грин затянулся трубкой.
– Если случится худшее, Шарпи... – начал он и, смутившись, замолчал.
– Ну?
– До этого, конечно, не дойдет, – торопливо заговорил сержант. – Билли Никсон выкарабкался после пары тысяч, но ты его, наверно, не помнишь, да? Маленький такой парень, косоглазый. Так вот, Билли выкарабкался. Прежним он, конечно, уже не стал, но ты, Шарпи, крепкий парень. Даже покрепче Билли.
– Так что, если случится худшее? – напомнил сержанту Шарп.
– Ну... – Грин покраснел, наконец собрался с мужеством и заговорил о том, ради чего пришел. – Ты только не обижайся, но если случится худшее... оно, конечно, не случится, я уверен, но если все-таки случится, то... В общем, я подумал, что мог бы сам попросить руки миссис Биккерстафф...
Шарп едва не рассмеялся, но мысль о двух тысячах плетей пригасила улыбку. Две тысячи! Он видел парней, у которых на спине не оставалось живого места после всего лишь сотни плетей, а тут еще тысяча девятьсот вдобавок! Многое в таких случаях зависело от батальонного врача. Если мистер Миклуайт решит, что солдат умирает после пятисот или шестисот ударов, он может остановить отправление наказания, чтобы продолжить его после того, как осужденный поправится. Да вот только такой жалости за мистером Миклуайтом не замечалось. В батальоне поговаривали, что, если только осужденный не завизжит, как резаный, угрожая тем самым вызвать тошноту у самых чувствительных из офицеров, врач продолжит отсчитывать удары, когда плети будут терзать уже спину мертвеца. Так поговаривали, и Шарпу оставалось лишь надеяться, что слухи, как всегда, преувеличены.
– Ты слышал меня, Шарпи? – вклинился в мрачные мысли голос сержанта.
– Слышал.
– Так ты не возражаешь? Если я попрошу ее выйти за меня?
– А вы ее спрашивали? – В вопросе проскользнули обвинительные нотки.
– Нет, – торопливо ответил Грин. – Так нельзя. Неправильно. То есть пока ты еще... ну, сам знаешь.
– Жив, – с кривой усмешкой добавил Шарп.
– Только если случится худшее, – с неуклюжим оптимизмом предупредил Грин. – А оно не случится.
– Когда я умру, мое разрешение вам не понадобится.
– Нет, но если я скажу Мэри, что ты был бы не против, это ее убедит. Неужели не понимаешь? Я буду ей хорошим мужем, Шарпи. Я уже был женат, да она умерла. Но можешь поверить, никогда на меня не жаловалась. По крайней мере, не больше, чем другие.
– Хейксвилл может вам помешать.
Сержант кивнул.
– Да, он попробует, но не представляю как. Если затянуть узелок побыстрее... Я попрошу майора Ши, а он всегда хорошо ко мне относился. Спрошу его сегодня, ладно? Но только если случится худшее.
– Вам понадобится капеллан, – предупредил Шарп. Капеллан 33-го полка покончил с собой по пути в Мадрас, а браки в армии считались законными только при наличии разрешения командира полка и благословения священника.
– Парни из Олд Дазн говорят, что у них есть бывший церковный смотритель. – Грин кивнул в сторону стороживших тюрьму солдат. – Он все и организует. Завтра. Придется, наверно, сунуть ему шиллинг, но Мэри того стоит.
Шарп пожал плечами.
– Ладно, сержант. Ладно. – А что еще он мог сказать? Так или иначе Мэри, выйдя за сержанта Грина, попадет под защиту армейских законов. – Только сначала посмотрим, как обернутся мои дела.
– Конечно, Шарпи, обязательно посмотрим. Будем надеяться на лучшее, да? Как говорится, никогда не отчаивайся.
Шарп допил остатки рома.
– У меня в рюкзаке пара вещиц. Несколько монет и хороший пистолет. Взял вчера у индийского офицера. Отдашь их Мэри, ладно?
– Обязательно отдам, – закивал Грин, скрывая тот факт, что Хейксвилл уже успел освободить рюкзак от всего более или менее ценного. – Мэри будет в порядке. Обещаю, парень.
– А потом, сержант, выберите ночь потемнее да наваляйте Хейксвиллу за меня. Как следует.
Грин кивнул.
– С удовольствием, парень. С удовольствием. – Он постучал трубкой по ящику, выбивая пепел, и поднялся. – Принесу еще рому, парень. Чем больше, тем лучше.
Между тем подготовка к экзекуции закончилась. Не то чтобы на нее требовалось много времени, но старшина требовал порядка во всем. Из трех сержантских алебард соорудили треногу, связав их так, чтобы вся конструкция была на пару фунтов выше человеческого роста. Рукояти воткнули в сухую землю, а четвертую алебарду привязали поперек на высоте подмышек.
Сержант Хейксвилл лично выбрал двух барабанщиков. Именно они всегда отправляли наказание, внося в жестокий процесс некоторый элемент человечности. Хейксвилл, однако, отобрал самых здоровых, самых сильных парней, после чего, взяв у старшины пару плетей, заставил их потренироваться на дереве.
– Работайте не только рукой, но и телом, – наставлял он. – Рука должна продолжать движение и после того, как розга прилегла к спине. Вот так. – Хейксвилл взял прут и продемонстрировал удар на стволе дерева. Потом показал, как бить с оттяжкой. – Я и сам этим занимался, когда был барабанщиком, и всегда справлялся с работой отлично. Считался лучшим во всем батальоне. Никому не уступал. – Убедившись, что урок усвоен, и дав еще несколько указаний, сержант сделал на конце каждого из кожаных ремней по нескольку надрезов. – Так они будут лучше рвать кожу, – объяснил он. – Сделаете работу хорошо, и каждый получит вот это. – Хейксвилл показал им две золотые монетки, часть его добычи. – Пусть ублюдок больше не встанет. Это и в ваших интересах, потому как если Шарпи оправится, он вам обиды не простит. Так что, как говорится в Писании, загоните его под землю.
