– Как я понимаю, подобное для чеченцев трудно
представимо, – задумчиво проговорил Мазур. – Родственные связи,
землячества… если поблизости появляется свой – об этом сразу узнают. У многих
жены и дети в Чечне или в других странах, они отправляют им деньги, а переводы
– это след. Да и деньги, в конце концов, надо зарабатывать, и это тоже след…
– Вот именно, деньги, – кивнул Зелимханов. –
Деньги люди Тракториста последний раз отправляли год назад, довольно большие
суммы, как будто обеспечивая семьи на год вперед. Когда Тракториста вышибали из
Латвии, ему очень нужны были деньги. И самому нужны были, и чтобы людей
удержать. Я знаю, он искал заказы…
– И видимо, нашел, – сказал Мазур.
Зелимханов пожал плечами.
– Видимо, так. Год про него ничего не было слышно. А
вновь услышали только в связи с этой яхтой.
– А на яхте точно был он, не может быть ошибки? –
спросил Стробач.
Чеченец не удостоил его даже взглядом.
– А где он мог… обитать весь этот год? – задал
Мазур другой вопрос.
– Соображаешь, – ощерился бывший полевой командир,
показав зубы, слишком ровные, чтобы быть настоящими. – Ты – умный,
русский, ты задал правильный вопрос. Углядел в кустах хвост, за который можно
ухватиться. Если б не понял, подсказывать я бы тебе не стал. Но раз понял –
подскажу. На территории вашей России он бы столько не высидел. А в горах он мог
бы прятаться и год. Но там его не было, иначе я в об этом знал…
– Если бы он скрывался в Турции, в Иорданиии, в
Афганистане или еще где-то, где обычно скрываются твои земляки, ты бы тоже об
этом знал, правильно?
– Правильно. Тем более он был не один. Конечно,
существует вероятность – правда, очень маленькая – того, что ему бы удалось
зарыться глубоко и надежно, как змее в песок… Наверное, даже есть вероятность
того, что он был здесь и кушал в соседнем кафе. Но это все несерьезно.
– Логово на год должно было быть основательно
обставлено, – размышлял вслух Стробач. – А большое количество мужчин
само по себе привлекает внимание…
Мазур мог бы добавить: «Особенно когда большинство из них –
весьма специфической наружности».
– Особенно если они целый год проводят вместе. Или… они
разбежались, а через год собрались снова.
– Не знаю, русский, – пожал плечами
Зелимханов. – О чем знаю – сказал. Ни о Трактористе, ни в его людях целый
год не было слышно.
– И где же, по твоему мнению, он мог обитать все это
время? – спросил Мазур.
– Думаешь, знаю? Если бы знал, продал бы за отдельную
плату. А ты бы купил. Вернее, твои хозяева.
– И заказчика продал бы за отдельную плату?
– Смотря кем бы он оказался, – спокойно ответил
чечен. – Вашего продал бы, своего нет.
– А почему Тракториста продаешь?
– Потому что Тракторист мертв. И его убил ты. Удивлен,
что я уже знаю? Не удивляйся, русский. Я тебе продаю воздух, которым он дышал,
и следы, которые он оставил на земле. И продаю именно тебе, потому что именно
ты лишил его этого воздуха.
Мазур мысленно потряс головой. Нет, не понять ему никогда
логики восточных людей… И осторожно спросил:
– Но вдруг, благодаря твоей информации, я выйду на
кого-то другого из ваших, на вполне такого живого выйду…
– А ты не боишься русский, – Зелимханов, оставив
четки в покое, подался вперед, – задавать мне такие вопросы?
– Я уже старый и битый, и чувствую черту, за которую не
стоит переступать, – чуть улыбнулся Мазур.
Зелимханов снова осклабился.
– Умный ты, русский. А значит, опасный. Не завидую
твоим врагам.
– Вот кстати, насчет врагов. На яхте были не только
чеченцы, но и албанцы, и курды. У него что, международная бригада была?
– Да… – Зелимханов кивнул так резко, что зазвенели
кубики льда у него в стакане. – Тракторист был пуганый, с кем попало бы не
повелся. Ладно, одним соображением поделюсь. Возможно, искать подходы к
заказчику следует в Латвии, где последние годы торчал Тракторист. При тех
возможностях, какими располагают твои хозяева, легко и быстро можно пробить эту
Латвию. И это все, что я знаю, русский. Я не обещал твоим… вижу, тебе не
понравилось слово «хозяева». Хорошо. Твоим командирам я не обещал, что раскрою
преступление, не вставая с этой подушки. А для консультации сказано вполне
достаточно.
В общем-то, он был прав. Гости не стали спорить. Для
консультации достаточно. У Мазура забрезжили кое-какие догадки, во всяком
случае он почуял след, понял, где надо искать и как надо искать. Мазур даже
почувствовал легкое нетерпение, тот самый пресловутый охотничий зуд. Правда,
делиться своими догадками с чеченом он не намеревался, хотя Мазуру, может быть,
было и небезынтересно, что тот скажет. Однако вдруг этот старый волчара
надумает начать свою игру с тем, чтобы кому-нибудь продать подороже самого
Мазура и его компанию вкупе с Тимошем? Словом, пора раскланиваться…
– Подожди, русский, – остановил Мазура Зелимханов,
видя, что тот собрался уходить.
Чеченец повернулся к сыну, который весь разговор просидел
молча, не меняя позы, и отрывисто сказал что-то на своем языке.
Сын поднялся, подошел к увешанной картинами стене, снял одну
из них, по нему видно – первую попавшуюся, на которую при этом даже не
взглянул, подал отцу.
– Это тебе от меня, русский, – сказал Зелимханов,
передавая подарок Мазуру.
«Зачем? Почему? Что им движет? Или он сошел с ума? –
думал Мазур, с угрюмым видом принимая картину. – Враг, человек который
ненавидит меня, делает подарки, зная, что я его ненавижу и с радостью бы
придушил. И я принимаю подарок, вместо того, чтобы свернуть ему шею…»
Глава 5
Кто хуже незвано гостя
На вахте их удостоверения произвели должное впечатление.
Милиционер, несший нелегкую службу на входе в госучреждение, полюбовавшись
снаружи на золотое тиснение корочек и на подписи с печатями в раскрытом виде,
вмиг преисполнился значимостью момента. Посерьезнел лицом, расправил плечи и
только в последний момент унял порыв взять под козырек.
