Эраст Петрович черной тенью переметнулся к самой стене и
потряс водосток. Вроде бы крепкий и не дребезжит. Поскольку жизненно важно было
не грохотать, подъем шел медленней, чем хотелось бы. Наконец, нога нащупала
приступку, очень удачно опоясывавшую весь второй этаж, и Фандорин, осторожно
уцепившись за плющ, дикий виноград, лианы — черт его знает, как назывались эти
змееобразные стебли, — стал мелкими шажочками подбираться к заветному
окну.
В первый миг охватило жгучее разочарование — в комнате
никого не было. Лампа под розовым абажуром освещала изящное бюро с какими-то
бумагами, в углу, кажется, белела постель. Не поймешь — то ли кабинет, то ли
спальня. Эраст Петрович подождал минут пять, но ничего не происходило, только
на лампу, подрагивая мохнатыми крылышками, села жирная ночная бабочка. Неужто
придется лезть обратно? Или рискнуть и пробраться внутрь? Он слегка толкнул
раму, и она приоткрылась. Фандорин заколебался, браня себя за нерешительность и
промедление, но выяснилось, что медлил он правильно — дверь отворилась и в комнату
вошли двое, женщина и мужчина.
При виде женщины у Эраста Петровича чуть не вырвался
торжествующий вопль — это была Бежецкая! С гладко зачесанными черными волосами,
перетянутыми алой лентой, в кружевном пеньюаре, поверх которого была накинута
цветастая цыганская шаль, она показалась ему ослепительно прекрасной. О, такой
женщине можно простить любые прегрешения!
Обернувшись к мужчине, — его лицо оставалось в тени, но
судя по росту это был мистер Морбид, — Амалия Казимировна сказала на
безупречном английском (шпионка, наверняка шпионка!):
— Так это наверняка он?
— Да, мэм. Ни малейших сомнений.
— Откуда такая уверенность? Вы что, его видели?
— Нет, мэм. Сегодня там дежурил Франц. Он доложил, что
мальчишка прибыл в седьмом часу. Описание совпало в точности, вы даже про усы
угадали.
Бежецкая звонко рассмеялась.
— Однако нельзя его недооценивать, Джон. Мальчик из
породы счастливчиков, а я этот тип людей хорошо знаю — они непредсказуемы и
очень опасны.
У Эраста Петровича екнуло под ложечкой. Уж не о нем ли речь?
Да нет, не может быть.
— Пустяки, мэм. Вам стоит только распорядиться… Съездим
с Францем, и покончим разом. Номер пятнадцать, второй этаж.
Так и есть! Как раз в пятнадцатом номере, на третьем этаже
(по-английски втором), Эраст Петрович и остановился. Но как узнали?! Откуда?!
Фандорин рывком, невзирая на боль, оторвал свои постыдные, бесполезные усы.
Амалия Казимировна, или как там ее звали на самом деле,
нахмурилась, в голосе зазвучал металл:
— Не сметь! Сама виновата, сама и исправлю свою ошибку.
Один раз в жизни доверилась мужчине… Меня удивляет только, почему из посольства
нам не дали знать о его приезде?
Фандорин весь обратился в слух. Так у них свои люди в
русском посольстве! Ну и ну! А Иван Францевич еще сомневался! Скажи, кто,
скажи!
Однако Бежецкая заговорила о другом:
— Письма есть?
— Сегодня целых три, мэм. — И дворецкий с поклоном
передал конверты.
— Хорошо, Джон, можете идти спать. Сегодня вы мне
больше не понадобитесь. — Она подавила зевок.
Когда за мистером Морбидом закрылась дверь, Амалия
Казимировна небрежно бросила письма на бюро, а сама подошла к окну. Фандорин
отпрянул за выступ, сердце у него бешено колотилось. Невидяще глядя огромными
глазами в моросящую тьму, Бежецкая (если б не стекло, до нее можно было бы
дотронуться рукой) задумчиво пробормотала по-русски:
— Вот скучища-то, прости Господи. Сиди тут, кисни…
Затем она повела себя очень странно: подошла к игривому
настенному бра в виде Амура и нажала малолетнему богу любви пальцем на
бронзовый пупок. Висевшая рядом гравюра (кажется, что-то охотничье) бесшумно
отъехала в сторону, обнажив медную дверцу с круглой ручкой. Бежецкая выпростала
из воздушного рукава тонкую голую руку, повертела рукоятку туда-сюда, и дверца,
мелодично тренькнув, открылась. Эраст Петрович прижался носом к стеклу, боясь
пропустить самое важное.
Амалия Казимировна, как никогда похожая на царицу
египетскую, грациозно потянулась, достала что-то из сейфа и обернулась. В руках
у нее был синий бархатный портфель.
Она села к бюро, вынула из портфеля большой желтый конверт,
а оттуда какой-то мелко исписанный лист. Взрезала ножом полученные письма и
что-то переписала из них на листок. Это заняло не более двух минут. Потом,
снова вложив письма и листки в портфель, Бежецкая зажгла пахитоску, и неколько
раз глубоко затянулась, задумчиво глядя куда-то в пространство.
У Эраста Петровича затекла рука, которой он держался за
стебли, в бок больно впивалась рукоятка «кольта», да еще начали ныть неудобно
вывернутые ступни. Долго в таком положении ему было не простоять.
Наконец Клеопатра загасила пахитоску, встала и удалилась в
дальний, слабо освещенный угол комнаты, открылась какая-то невысокая дверь,
снова закрылась и донесся звук льющейся воды. Очевидно, там находилась ванная.
На бюро соблазнительно лежал синий портфель, а женщины, как
известно, вечерним туалетом занимаются подолгу… Фандорин толкнул створку окна,
поставил колено на подоконник и в два счета оказался в комнате. То и дело
поглядывая в сторону ванной, где по-прежнему ровно шумела вода, он принялся
потрошить портфель.
Внутри оказалась большая стопка писем и давешний желтый
конверт. На конверте адрес: «Mr. Nickolas M. Croog, Poste restante,
l'Hôtel des postes, S. — Petersbourg, Russie».
[27]
Так,
уже неплохо. Внутри лежали разграфленные листки, исписанные по-английски хорошо
знакомым Эрасту Петровичу косым почерком. В первом столбце какой-то номер, во
втором название страны, в третьем чин или должность, в четвертом дата, в пятом
тоже дата — разные числа июня по возрастающей. Например, самые последние три
записи, судя по чернилам, только что сделанные, выглядели так:
N.1053F, Бразилия, начальник личной охраны императора,
отправлено 30 мая, получено 28 июня 1876;
N.852F, Североамериканские Соединенные Штаты, заместитель председателя
сенатского комитета, отправлено 10 июня, получено 28 июня 1876;
N.354F, Германия, председатель окружного суда, отправлено 25
июня, получено 28 июня 1876.
Стоп! Письма, пришедшие сегодня в гостиницу на имя мисс
Ольсен, были из Рио-де-Жанейро, Вашингтона и Штутгарта. Эраст Петрович порылся
в стопке писем, разыскал бразильское. Внутри был листок без обращения и
подписи, всего одна строчка:
