Неожиданно взгляд его остановился на Эрасте Петровиче.
— Мы, кажется, встречались? — с неприятной улыбкой
спросил хозяин. — Господин Федорин, если не ошибаюсь?
— Фандорин, — поправил Эраст Петрович, мучительно
краснея.
— Пардон. Что же вы все лорнируете? У нас тут не театр.
Пришли — так играйте. Милости прошу. — Он показал на освободившийся стул.
— Выберите колоды сам, — прошелестел Фандорину на
ухо добрый старичок.
Эраст Петрович сел и, следуя инструкции, весьма решительно
сказал:
— Только уж позвольте, ваше сиятельство, мне самому
банк держать. На правах новичка. А колоды я бы предпочел… вон ту и вот
ту. — И он взял с подноса нераспечатанных колод две самые нижние.
Зуров улыбнулся еще неприятнее:
— Что ж, господин новичок, условие принято, но только
уговор: банк сорву — не убегать. Дайте уж и мне потом метнуть. Ну-с, какой куш?
Фандорин замялся, решительность покинула его столь же
внезапно, как и посетила.
— Сто рублей? — робко спросил он.
— Шутите? Здесь вам не трактир.
— Хорошо, триста. — И Эраст Петрович положил на
стол все свои деньги, включая и выигранную ранее сотню.
— Le jeu n'en vaut pas la chandelle,
[19]
—
пожал плечами граф. — Ну да для начала сойдет.
Он вынул из своей колоды карту, небрежно бросил на нее три
сотенных бумажки.
— Иду на весь.
«Лоб» направо, вспомнил Эраст Петрович и аккуратно положил
направо даму с красными сердечками, а налево — пиковую семерку.
Ипполит Александрович двумя пальцами перевернул свою карту и
слегка поморщился. То была бубновая дама.
— Ай да новичок, — присвистнул кто-то. —
Ловко даму причесал.
Фандорин неловко перемешал колоду.
— На весь, — насмешливо сказал граф, кидая на стол
шесть ассигнаций. — Эх, не лезь на рожон — не будешь поражен.
Как карта налево-то называлась? — не мог вспомнить
Эраст Петрович. Вот эта «лоб», а вторая… черт. Неудобно. А ну как спросит?
Подглядывать в шпаргалку было несолидно.
— Браво! — зашумели зрители. — Граф, c'est un
jeu interessant,
[20]
не находите?
Эраст Петрович увидел, что снова выиграл.
— Извольте-ка не французить! Что, право, за дурацкая
привычка втыкать в русскую речь по пол французской фразки, — с
раздражением оглянулся Зуров на говорившего, хотя сам то и дело вставлял
французские обороты. — Сдавайте, Фандорин, сдавайте. Карта не лошадь, к
утру повезет. На весь.
Направо — валет, это «лоб», налево — восьмерка, это…
У Ипполита Александровича вскрылась десятка. Фандорин убил
ее с четвертого захода.
Стол уже обступили со всех сторон, и успех Эраста Петровича
был оценен по заслугам.
— Фандорин, Фандорин, — рассеянно бормотал Ипполит
Александрович, барабаня пальцами по колоде. Наконец вынул карту, отсчитал две
тысячи четыреста.
Шестерка пик легла под «лоб» с первого же абцуга.
— Да что за фамилия такая! — воскликнул граф,
свирепея. — Фандорин! Из греков, что ли? Фандораки, Фандоропуло!
— Почему из греков? — обиделся Эраст Петрович, в
памяти которого еще были живы издевательства шалопаев-одноклассников над его
древней фамилией (гимназическая кличка Эраста Петровича была «Фундук»). —
Наш род, граф, такой же русский, как и ваш. Фандорины еще Алексею Михайловичу
служили.
— Как же-с, — оживился давешний красноносый
старичок, доброжелатель Эраста Петровича. — При Екатерине Великой был один
Фандорин, любопытнейшие записки оставил.
— Записки, записки, сегодня я в риске, — хмуро
срифмовал Зуров, сложив целый холмик из купюр. — На весь банк! Мечите
карту, черт бы вас побрал!
— Le dernier coup, messieurs!
[21]
—
пронеслось в толпе.
Все жадно смотрели на две равновеликие кучи мятых кредиток:
одна лежала перед банкометом, вторая перед понтером.
В полнейшей тишине Фандорин вскрыл две свежие колоды, думая
все о том же. Малинник? Лимонник?
Направо туз, налево тоже туз. У Зурова король. Направо дама,
налево десятка. Направо валет, налево дама (что все-таки старше — валет или
дама?). Направо семерка, налево шестерка.
— В затылок мне не сопеть! — яростно крикнул граф,
от него отшатнулись.
Направо восьмерка, налево девятка. Направо король, налево
десятка. Король!
Вокруг выли и хохотали. Ипполит Александрович сидел, словно
остолбенев.
Сонник! — вспомнил Эраст Петрович и обрадованно
улыбнулся. Карта влево — это сонник. Странное какое название.
Вдруг Зуров перегнулся через стол и стальными пальцами
сдвинул губы Фандорина в трубочку.
— Ухмыляться не сметь! Сорвали куш, так имейте
воспитание вести себя цивильно! — бешеным голосом прошипел граф,
придвинувшись вплотную. Его налитые кровью глаза были страшны. В следующий миг
он толкнул Фандорина в подбородок, откинулся на спинку стула и сложил руки на
груди.
— Граф, это уж чересчур! — воскликнул один из
офицеров.
— Я, кажется, не убегаю, — процедил Зуров, не
сводя глаз с Фандорина. — Если кто чувствует себя уязвленным, готов
соответствовать.
Воцарилось поистине могильное молчание.
В ушах у Эраста Петровича ужасно шумело, и боялся он сейчас
только одного — не струсить бы. Впрочем, еще боялся, что предательски дрогнет
голос.
— Вы бесчестный негодяй. Вы просто платить не
желаете, — сказал Фандорин, и голос все-таки дрогнул, но это было уже все
равно. — Я вас вызываю.
— На публике геройствуете? — скривил губы
Зуров. — Посмотрим, как под дулом попляшете. На двадцати шагах, с
барьерами. Стрелять кто когда захочет, но потом непременно пожалуйте на барьер.
Не страшно?
