— Может быть, не выкупать у него вторую часть рукописи,
а, наоборот, продать первую? Только я уверен, что здесь начнется вымогательство
в другую сторону. Этот мерзавец предложит какие-нибудь смешные деньги.
— Я не знаю, — растерянно сказала девочка. —
Надо спросить у папы. Давайте завтра к нему съездим, а? Может, он уже придет в
себя?
— А если нет?
Саша вздохнула. Так ни до чего и не договорились.
Распрощались на том, что утро вечера мудренее.
Николас собирался уезжать, когда из подъезда вышел Вениамин
Павлович — элегантный, с сумочкой через плечо.
Учтиво помахал Николасу рукой. Сел в неброский, но
респектабельный автомобиль.
— Шеф, а, раз он свалил, может, влезем к нему, поищем?
Вдруг, у него рукопись все-таки дома спрятана? — шепнула Валя.
Ника лишь красноречиво покосился на помощницу.
— Ну, давайте я тогда прослежу, куда это он собрался на
ночь глядя. А чего, остановлю любого бомбилу, пристроюсь в хвост к
«роверу». — Она кивнула на лузгаевскую машину. — Не заметит. Темно
же.
— Какое нам дело, куда он едет? Всё, на сегодня хватит
приключений. Поехали.
Мимо прошуршал шинами «ровер». Было видно, что по лицу
Вениамина Павловича блуждает мечтательная улыбка, будто коллекционер автографов
предвкушает какое-то сладостное приключение.
Между прочим, зря Николас Фандорин запретил ассистентке
проследить за машиной Лузгаева. Если бы Валя исполнила свое намерение, то
обнаружилось бы одно интригующее обстоятельство.
Когда Вениамин Павлович вырулил на улицу, от обочины, не
мигнув поворотником, отделился другой автомобиль и двинулся следом. Автомобиль
был особенный, специального назначения: микроавтобус белого цвета с красной
полосой по борту и надписью «Реанимобиль». Ехал реанимобиль не спеша, дистанции
с «ровером» не сокращал, и проблесковые огни на крыше не горели.
Про сладостное приключение
А Вениамин Павлович и в самом деле предвкушал сладостнейшее
приключение.
Каждую неделю, в ночь со среды на четверг (а сегодня была
именно такая ночь) он устраивал себе маленький холостяцкий праздник — или, как
он называл это сам, «грезы любви».
Всю неделю обстоятельно, со вкусом, подыскивал по интернету
подходящую барышню. Любил совсем молоденьких, худеньких, без бюста, непременно
с узкими бедрами, а еще лучше, чтоб позвонки на спинке торчали. Такие, кстати,
и стоят дешевле. Списывался по электронной почте, уславливался о встрече. И
получал стопроцентное еженедельное наслаждение, да еще с пролонгацией.
Пролонгацию обеспечивала видеоаппаратура. Для интимных
свиданий он снимал гарсоньерку — однокомнатную квартиру на Юго-Западе и
оснастил свое гнездо любви по последнему слову техники. Всё происходившее на
кровати и на ковре, снималось с четырех ракурсов, в том числе даже сверху.
В остальные шесть дней недели Вениамин Павлович с
удовольствием занимался монтажом отснятого материала, делал наклеечку (число,
номер) и ставил в сейф. Там уже собралась уникальная коллекция, по-своему не
хуже коллекции автографов. Иногда, под настроение, он устраивал себе целый
мини-фестиваль ретроспективного показа — под Рахманинова, да с бутылочкой
хорошего вина. Лучше, чем сам секс, ей-богу.
Будучи человеком осторожным и предусмотрительным, он всегда
принимал барышень в маске. Гостьи сначала пугались, но Вениамин Павлович
объяснял: мол, человек он известный, часто появляется на телеэкране, положение
обязывает. Обещал раскрыть инкогнито, если девушка постарается, как следует.
Кстати говоря, отлично действовало. Лучший женский афродизиак — любопытство. В
конце сеанса Вениамин Павлович обычно назывался режиссером Говорухиным, на
которого был немного похож усиками и формой головы. Барышни уходили, должным
образом впечатленные. Некоторые (что особенно веселило Лузгаева) спрашивали,
нельзя ли им сняться в кино.
Он приехал в свою гарсоньерку раньше назначенного срока,
чтобы наладить аппаратуру. Новая интернет-находка явилась не ровно в полночь,
как было назначено, а с небольшим опозданием. Увы — культура обслуживания в
сфере интим-досуга у нас пока еще не достигла европейского уровня.
— Одно из двух: или вы разместили на сайте чужую
фотографию, или вы не Виолетта, — строго сказал Лузгаев, рассматривая
девушку.
Она была в джинсиках, мальчиковой курточке, с маленьким
чемоданчиком в руке.
Объяснила полудетским, чуть хрипловатым голоском:
— У Виолетки зуб заболел. Попросила подменить. Я
Лили-Марлен.
Вениамин Павлович засмеялся — кличка показалась ему
забавной. Да и сама девчонка была что надо. Пожалуй, получше фотовиолетты.
Худенькая, мосластенькая, гибкая. Как на заказ.
— Ладно, Лилечка, оставайся, — разрешил
коллекционер и хотел обнять ее, но проститутка ловко увернулась от его рук и с
веселым хохотом прошмыгнула в комнату.
— Ты Зорро, да? — спросила она про маску. —
Играть любишь? Я тоже обожаю. В гестапо не пробовал?
— Как это — «в гестапо»?
Лузгаев с улыбкой последовал за резвуньей.
— Смотри, что у меня есть.
Она открыла чемоданчик, достала оттуда эсэсовскую фуражку,
наручники, хлыст. Приклеила черные усишки а-ля фюрер.
— Ты будешь герой-партизан. А я буду тебя пытать.
Хочешь?
Только бы видеокамеру не заело, подумал Вениамин Павлович.
Это будет жемчужина фильмотеки.
— Вообще-то я не по садо-мазо, — засмеялся
он. — Но попробовать можно. Кнут покажи.
Потрогал — бутафория, поролоновый. Потрогал и наручники —
игрушечные, проложены каучуком.
Дал приковать себя к кровати, раздеть.
— Только маску не трогай, поняла? Э, ты что?!
Девчонка достала из чемоданчика другие наручники, массивнее
первых, и в два счета защелкнула их у Лузгаева на запястьях.
Не обращая внимания на его протесты, сковала и ноги.
Грабеж, догадался перетрусивший коллекционер. Сейчас
обчистит квартиру, аппаратуру унесет, а это десять тысяч. В бумажнике кредитная
карточка, на тумбочке ключи от машины. Беда!
Но Лили-Марлен не стала рыскать по квартире. Она стояла над
голым Вениамином Павловичем, помахивая поролоновым кнутиком и как-то странно
улыбалась.
— Альзо, папочка, — певуче протянула
грабительница. — Начинаем допрос.
