– Что-нибудь в ее квартире позволило тебе предположить,
что девушка где-то учится?
Тут я нахмурилась. И в самом деле, ни компьютера, ни
учебников, ни тетрадей, вообще ничего связанного с учебой не было, зато тряпок
оказалось более чем достаточно. Если Лена и была студенткой, то скорее
нерадивой, и собственная внешность заботила ее много больше, чем приобретение
знаний.
– Она могла соврать хозяйке, – помедлив, заметила
я. – Сказать, что учится.
– А на самом деле?
– На самом деле она может заниматься чем угодно.
– Но, скорее всего, – предположила Юлька, – о
роде своей деятельности она предпочитает не распространяться, в противном
случае не вижу повода скрывать правду.
В замечании Юльки явно было рациональное зерно, я даже
ощутила волнение и решила: мы на правильном пути.
– Поедем к ее родителям? – предложила я.
– Можно попробовать, – кивнула подруга. –
Очень хочется выяснить, чем она здесь занималась. Но этого родители могут и не
знать.
– Если девушка находится у них, у нее и спросим, –
отмахнулась я, подумав, что чем скорее мы найдем девушку, тем быстрее вернемся
к привычным делам, и мне не придется ломать голову, с какой стати нам прислали
ключи от квартиры, где она жила.
В общем, я возлагала на эту поездку большие надежды, и мне
не терпелось оказаться в родном городе Лены.
– Можно позвонить Пашке, – предложила я. –
Пусть попробует узнать, есть ли среди студенток юрфака девушка с такой
фамилией, а заодно и все об Ольге Буренковой.
Мы в этот момент уже направлялись в сторону объездной
дороги, я притормозила и набрала номер Пашкиного мобильного, подозревая, что с
работы он улизнул сразу вслед за мной. Пашка моему звонку не обрадовался, но
обещал сделать все возможное. А я, взглянув на часы, решила, что на месте мы
будем самое позднее через сорок минут. Районный городок, насчитывавший
несколько десятков тысяч жителей, находился в сорока километрах от областного
центра. Мы рассчитывали, что Ленины родные до сих пор живут по адресу, где она
была зарегистрирована.
В город мы въехали через полчаса, на ближайшем доме увидели
табличку с надписью «улица Кирова», и уже через десять минут тормозили возле
нужного нам дома. Это было длинное унылое строение из темных, почти черных
бревен, с покосившимся крыльцом и распахнутой настежь дверью. Из машины мы
видели коридор, начинавшийся от этой самой двери и упиравшийся в стену
напротив. Оконные рамы давно следовало заменить, покосившиеся наличники были
выкрашены во все цвета радуги, что свидетельствовало о принадлежности комнат
разным хозяевам. Хотя могла быть и другая причина.
– Состоятельные люди в таких домах не живут, – с
сомнением глядя на меня, произнесла Юлька. – Хотя, может, они оригиналы?
Последнее замечание оказалось пророческим, оригинальности
родителям Лены было не занимать, правда, свести знакомство мы смогли лишь с
одним из «предков».
Мы покинули машину и вошли в длинный коридор, откуда в обе
стороны расходились двери, крашенные темно-коричневой краской. Пол в коридоре
скрипел и прогибался под нашей тяжестью, и шли мы к заветной двери под номером
четыре, как по минному полю. Звонка рядом с ней не нашлось, после недолгих
колебаний я постучала, а потом потянула ручку на себя. На полу возле порога
лицом вниз и раскинув руки лежала женщина в цветастом халате и тапках на босу
ногу. Мы с Юлькой дружно ахнули и вознамерились орать, ни минуты не сомневаясь,
что перед нами труп. Я уже открыла рот, чтобы заголосить «помогите» во всю мощь
легких, но тут предполагаемый труп слабо шевельнулся и вроде застонал.
– Она жива, – обрадовалась я, пытаясь отыскать
мобильный и позвонить в «Скорую», Юлька же присела на корточки рядом с женщиной
и зло чертыхнулась.
– Что? – постукивая зубами, спросила я.
– Да она пьяная.
– Правда? – Я все еще сомневалась в этом, но,
обведя взглядом жилище, которое человеческим можно назвать лишь с большой
натяжкой, вынуждена была согласиться. Скорее всего, валяться на полу для этой
женщины так же естественно, как мне спешить по утрам на работу. Все здесь было
убого и безнадежно. Пробегавший мимо таракан заставил меня вздрогнуть.
– Эй, – Юлька потрясла пьяницу за цветастое плечо. –
Эй? Вы слышите?
Если она и слышала, то сообщить об этом не смогла.
– Бесполезно, – услышали мы за своей спиной и
повернулись. В дверь заглядывала бабка лет восьмидесяти, крючковатый нос ее
взволнованно дергался, беззубый рот был скорбно поджат. – Пенсию третьего
дня принесли, теперь пить будет, покуда все не спустит.
Юлька поднялась и шагнула к бабке.
– Вы родственница?
– Нет, соседка. Довелось на старости лет с такими в
одном доме оказаться… хоть в приют сдавайся, покоя от них, пьяниц, нет. Хотя
Танька, когда не пьет, ничего, добрая.
– Она одна живет?
– Одна. Дочка, Ленка, как школу кончила, девять
классов, так и укатила в областной центр.
– Учится?
– Выучилась уже. Работает. Девка хорошая. Сюда не
ездит, Танька, конечно, обижается. А чего обижаться? Ленке пьянство это и в
детстве надоело. Сейчас хоть Танька одна, а когда муж ее жив был, вообще беда:
то он запьет, то она, то оба вместе. Ленка училась хорошо, старательная, и
говорила: «Мне, тетя Фая, лишь бы вырваться отсюда». Вот и вырвалась, значит. А
вы из ЖКО? Чего-то я вас не признаю.
– Нет, мы Лену ищем. Она в отпуске, мы подумали, может,
к родным уехала, – принялась я вдохновенно врать.
– Ленка, считай, год как здесь не была, к матери на
день рождения приезжала, телевизор ей подарила, а та запила да и отнесла
телевизор соседям за три бутылки водки. Ленка на мать обиделась и сюда больше
ни ногой.
– А Татьяна к ней в город ездит?
– Да вы что, у нее и денег на это нет. А если
заведутся, так она их пропьет.
– А Лена с кем-нибудь здесь дружила? – догадалась
спросить я.
– Как же, с Нинкой Головкиной, та в соседнем бараке
жила, потом им с матерью квартиру дали, недалеко отсюда.
– Вы адрес знаете?
– Да на что он мне, дом я вам и так покажу.
Мы вместе с бабкой вышли на крыльцо, она ткнула пальцем в
пятиэтажку, которая была хорошо видна отсюда, и сказала:
– Первый подъезд, квартиру не помню, там спросите.
