Въезд во двор преграждали массивные ворота. Я подъехала
ближе и открыла окно.
– Проезжайте, – кивнул охранник, взглянув на номер
моей машины, должно быть, Аделаида предупредила его о нашем приезде. Ворота
открылись, и мы въехали на стоянку. Ближайшей к нам машиной оказался
молочно-белый «Эскалей». Юлька присвистнула, разглядывая его в окно.
– Машина американских реперов, интересно, кто
сподобился ее приобрести. Надеюсь, старухе скучать не дают.
– Надо быть добрее, – усмехнулась я. Рядом с
роскошной тачкой моя машина выглядела более чем скромно.
– Вот выйду замуж за богатого человека и куплю себе
такую же, – мечтательно протянула Юлька.
– Твой Дима в этом смысле перспективен? – спросила
я.
– Почему-то у меня возникло чувство, что ты не рада
счастью подруги. Если честно, на олигарха он не тянет, скорее на менеджера
среднего звена.
– Чем он занимается, ты узнала?
– Нельзя же сразу спрашивать парня, чем он зарабатывает
на жизнь!
– Почему же нельзя? Он тебя спросил, чем ты
занимаешься?
– Разве талант скроешь? К тому же в нашей кафешке
обедают в основном журналюги, ведь одно здание оккупировали редакции трех
газет.
– А он не журналист?
– Не похож.
– Может, умело скрывает свои таланты? Торт
возьми, – сказала я Юльке, выходя из машины.
Мы направились к подъезду, любуясь яркими петуниями на
огромной клумбе в центре двора.
– Все-таки неплохой домик, – заметила
Юлька. – Твоему Вадиму повезло.
– Он всерьез опасается, что старуха завещает свое добро
другому. Я же тебе рассказывала, у нее появилось новое увлечение.
– Помню, помню, а мы, значит, идем на разведку. Иметь
богатых тетушек хорошо, но хлопотно. Какая у нее квартира?
– Двадцать восьмая, – ответила я. Юлька набрала
номер на домофоне. – Мы к Аделаиде Викентьевне, – сказала я, услышав
суровое «слушаю». – Лиза и Юля.
Раздался щелчок, и мы вошли в подъезд. Он был просторен,
светел и, что немаловажно, чист. Возле лестницы стоял фикус в кадке, потертый
коврик на полу все еще выглядел прилично. По широкой лестнице с чугунными
перилами с затейливым рисунком мы поднялись на второй этаж. Высоченные
двухстворчатые двери внушали уважение. Звякнул колокольчик, дверь открылась, и
перед нами предстала Марья Ивановна, домработница Аделаиды. С хозяйкой у них
были довольно странные отношения: раз в полгода они отчаянно ругались, и тогда
либо Марья в сердцах хлопала дверью, либо Аделаида гневно ей на нее указывала,
но уже через неделю Марья возвращалась к своим обязанностям, причем тоже по
обстоятельствам: то Аделаида звонила ей и, рыдая, умоляла вернуться, то Марья
появлялась в одно прекрасное утро и как ни в чем не бывало приступала к работе.
Похоже, своей жизни друг без друга они не мыслили.
Марья была лет на пятнадцать моложе Аделаиды, но выглядела
старше хозяйки. Высокая, прямая, как палка, она походила на английскую экономку
из классических романов. Совершенно седые волосы были собраны в пучок на
затылке. Марья Ивановна носила темные бесформенные платья с глухим воротом и
неизменные войлочные тапки на резиновой подошве. На лице ее, хмуром и неприветливом,
с колючим взглядом, редко появлялась улыбка. Говорила она громко, по-северному
«окая». Вадим утверждал, что она из староверов. Вопросов веры, по крайней мере
при мне, она никогда не затрагивала, но было в ней нечто твердое и
непреклонное, делавшее умозаключение Вадима не лишенным основания.
– Проходите, – кивнула Марья, пропуская нас в
квартиру. – У хозяйки гость. Берите тапки и ступайте в гостиную.
Слово «гость» она произнесла как-то по-особенному. Зная ее
не первый год, я подумала: он ей чем-то не угодил. Вадима Марья любила и
называла не иначе как «наш славный мальчик», ее отношение ко мне до сих пор
было для меня загадкой.
Под ее хмурым взглядом мы с Юлькой переобулись, сунули ей в
руки торт и конфеты, цветы я прижимала к груди. В четырехкомнатной квартире
негде было развернуться из-за обилия антикварной мебели. Прямо напротив входной
двери красовался огромный буфет, в него можно было бы запихнуть слона, если бы
тот на это согласился. Дальше шла горка с выставленным в ней кузнецовским
фарфором и стеллажи с коллекцией монет. Свободное пространство стен украшали
тарелки, привезенные со всех концов света, сама Аделаида ненавидела
путешествовать, но обожала сувениры.
Из холла в гостиную вели стеклянные двери, оттуда доносились
голоса: мощный бас Аделаиды и мужской голос, едва слышный. Постучав не без
робости, я вошла. Аделаида стояла, опершись на каминную полку, заставленную
фарфоровыми безделушками. Она была невысокого роста, полная, с необъятной
грудью, украшенной многочисленными цепочками, подвесками и ниткой жемчуга в
придачу. На ней было темно-зеленое платье с большим вырезом, на пухлых руках
браслеты и штук пять колец, все с бриллиантами. Украшений у Аделаиды имелось
великое множество, и она ежедневно их меняла. Вадим удивлялся, как тетку до сих
пор не ограбили. Квартира, конечно, была на охране, возле двери располагалась
«тревожная» кнопка, впрочем, старуха всегда проявляла осторожность: заглянуть к
ней в гости могли далеко не все знакомые.
Она увидела нас и шагнула навстречу, театрально вскрикнув и
прижав к груди пухлые ладошки.
– Лизанька, милая, как я рада тебя видеть. – Мы
приблизились к ней, обойдя круглый стол на ножках в виде львиных лап. –
Здравствуй, радость моя, – сказала она, расцеловав меня в обе щеки, потом
обняла Юльку, которой едва доставала до плеча, и всплеснула руками: – Спасибо,
что навестили старуху. Сейчас будем чай пить, только вас ждали.
Гость все это время сидел в кресле лицом к камину, скрытый
от нас высоченной спинкой.
– Сейчас я вас познакомлю, – засуетилась Аделаида.
Гость поднялся и шагнул к нам навстречу, мы с Юлькой быстро переглянулись и
замерли с открытыми ртами.
