– Тебе чего? Ключи? Квитанция есть? – спросил меня человек в синем халате.
– Нет, – сказал я. – Я насчет коньков.
– Приноси! Наточим! – сказал человек и отвернулся.
Я ему наврал. Я так и не научился кататься на коньках. Просто мне хотелось погреться и посмотреть на эти ключи. Каждый ключ был от какой-то квартиры. Сотни ключей. И каждый ключ открывал дверь в какую-нибудь чужую жизнь.
Я нащупал свой ключ в кармане и опять вышел на улицу.
Я шел знакомым путем – к центру.
К высотке на площади Восстания.
Я решил, что пойду дальше, в кинотеатр «Пламя». Теперь его нет. Теперь там что-то вроде казино. Люди играют в карты, в рулетку, пьют коньяк, сидят в креслах, слушают музыку. А раньше там было два зала – синий и красный.
И очень маленькие душные кассы.
Еще можно было пойти в зоопарк по старой привычке, смотреть на нахохлившихся обезьян и на грустных старых слонов.
Но в зоопарке плохо тем, что там всегда полно маленьких детей, причем в любую погоду. Сразу начинаешь вспоминать свою прошлую жизнь, а это ни к чему.
Я решил, что куплю билет на любой сеанс и буду смотреть кино один, в полупустом зале.
Зашел по дороге в овощной магазин и выпил стакан томатного сока.
Я взял ложку из банки с какой-то полупрозрачной жидкостью, зачерпнул соли и долго ее размешивал. Потом пил холодный красный сок, жутко соленый и вкусный.
В овощном магазине пахло гнилью и было полно женщин.
Я вышел оттуда и зашел в аптеку, которая и сейчас, по-моему, существует – на углу, перед самым зоопарком. Там было совсем тихо и стояла маленькая очередь.
Я зачем-то тоже встал в очередь и стоял минут десять.
Когда дошел до окошечка, спросил:
– Глюкоза есть?
– Нет, – сказала тетенька в белом халате и подозрительно посмотрела на меня.
– Ладно. Тогда извините, – сказал я. Мне почему-то не хотелось уходить из аптеки, и я стоял, смотрел на лекарства, нюхал их странный тяжелый запах.
Потом я опять всунул голову в окошечко и спросил:
– А этот... гематоген есть?
– Нет гематогена! Замучили уже со своим гематогеном! – закричала тетенька.
* * *
Я перешел улицу – от зоопарка к метро, а от метро к серому глухому дому, от которого можно было идти налево за угол к «Баррикадам», кинотеатру мультипликационного фильма. И дальше мимо «Баррикад», по площади, мимо булыжной мостовой и пожарной части – к высотке.
Но я не пошел этим путем. Решил идти через двор. Прошел вдоль серого глухого дома направо, повернул за угол и оказался в тесном и темном нижнем дворе. От нижнего двора к верхнему вела старая развалившаяся каменная лестница.
Надо мной в проходе висела громада высотного здания с рубиновой звездой на шпиле.
Она заслоняла собой все небо. Серое, облачное, сырое небо.
Здесь, в нижнем дворе, стояла женщина в расстегнутом пальто. Она смотрела на мужчину, который заводил машину. Машина никак не хотела заводиться.
– Эй, парень, толкни, а? – крикнул мужчина.
Вместе с женщиной в расстегнутом пальто мы уперлись в зад машины и стали ее слегка толкать.
Женщина была одета нарядно, на руках у нее были кожаные коричневые перчатки. Она ругалась, но не сильно. Себе под нос.
Наконец машина завелась.
– Может, тебя подвезти куда? – спросила женщина.
Я помотал головой.
Двор опустел.
Я медленно поднялся по лестнице в верхний двор.
Громада высотки стала еще больше. Но здесь, совсем рядом, я почему-то всегда переставал ее замечать.
Верхнего двора на самом деле практически уже не было, было узкое место между двумя старыми, обшарпанными домами. Здесь ходили большой толпой голуби и клевали раскисшую пшенную кашу.
Из форточек доносились запахи еды. Играла какая-то музыка.
Я подумал, что не хотел бы здесь жить, но хотел бы приходить сюда каждый день – чтобы смотреть на высотку очень близко. Близко-близко. И еще подумал, что этим людям, которые здесь живут, высотка загораживает небо.
В кассах было темно.
Показывали два фильма – «В бой идут одни старики» и «Есения». «В бой идут одни старики» я много раз смотрел. А «Есению» смотреть не хотел.
Я понял, что мой мужской день быстро заканчивается.
Подумал – а что если пойти по улице Герцена до самой Красной площади? Но потом вспомнил, что возвращаться придется на метро, и расхотел.
Потом решил, что куплю напоследок что-нибудь в пельменной рядом с зоопарком, какой-нибудь марципан, и пойду домой.
В пельменной почти никого не было в этот час.
Сидел одинокий старик в старом пальто и ел пельмени со сметаной, за двадцать семь копеек.
Он утирался платком, и почему-то этот его жест показался мне безумно жалким.
Я подошел к кассе и выбил тринадцать копеек за марципан.
– Так нет же марципанов! – крикнул повар, помешивая длинным черпаком в кипящем котле с пельменями.
– Может, тебе пельменей полпорции? – ласково спросила меня кассирша.
Я подумал и попросил черный кофе.
И сел за столик рядом с мутным окном.
По улице медленно проходили люди. Кофе был обжигающе горячий и сладкий. Я случайно немного разлил на пластмассовый стол и смотрел на коричневую лужицу, медленно подползавшую к краю.
Потом стал быстро пить.
Вдруг за окном я увидел девушку.
* * *
Она шла одна, помахивая зонтом. Вокруг шеи был обмотан длинный красный шарф.
Она остановилась возле пельменной и стала разглядывать афишу «Баррикад» – через улицу. Она стояла ко мне спиной.
Больше я ничего не помню.
Когда я вышел из пельменной, девушки уже не было.
И я подумал, что впервые в жизни решил пойти за кем-нибудь просто так, от нечего делать. Но у меня не получилось.
«Первый блин комом», – подумал я.
Шел домой и думал, что почему-то это был настоящий мужской день. Хотя я не ловил рыбу, не жег костер и не пел песен.
Но это был он. Мужской день.
СЕКЦИЯ БОКСА
Во втором классе ко мне стал приставать хулиган Ямочкин.
– Ну как он к тебе пристает? – спрашивала, бывало, мама. – Ну что вот он, например, делает?
– Бьет! – коротко и с обидой отвечал я.
Мама молча смотрела на меня. Кончались эти разговоры всегда одинаково.
