— Ну конечно! — засмеялась мама. — Я только сейчас купила! — и виновато посмотрела в мою сторону.
Это значит, что по дороге домой она всё-таки зашла в магазин! Значит, не так уж быстро она мчалась, чтобы спасать от меня человечество и соседей… Но я, конечно же, ничего не сказал маме на этот счёт.
…Вечером после ужина мы пили чай вчетвером — папа, мама, я и дядя Юзя.
— Послушайте! — горячился дядя Юзя. — Пока я здесь, можно устроить культурную программу для вашего недоросля! Ему нужны новые впечатления! Сходим в театр, в консерваторию… Вы-то сами давно были в консерватории?
— Прошлой зимой, — виновато сказала мама.
— Или нет… — задумался дядя Юзя. — Сейчас лето, сезон заканчивается. Мы сходим в бассейн «Москва». Раз уж его так тянет к воде…
— Да никуда его не тянет, — грустно сказал папа. — Просто не знает, куда себя деть. Каникулы, а мы на работе.
— И дружки такие же, — вставила мама. — У них нет в жизни общего дела. Одна ерунда на уме…
— Ах так! — завопил дядя Юзя. — Нет общего дела? Ну так это проще пареной репы! Общее дело мы быстренько организуем!
И тут наступила запоминающаяся минута. Мы трое — и мама, и папа, и я — посмотрели на дядю Юзю с недоверчивым интересом.
Но он спокойно выдержал наш взгляд.
— Будьте спокойненьки! — поднял он вверх ладонь. — Общее дело мы организуем вашему парню в два счёта!!!
ДЯДЯ ЮЗЯ
Дядя Юзя приезжал к нам из Харькова два или три раза в год. Вроде бы в какое-то министерство. Вроде бы по каким-то жутко склочным делам. Но для нас, как он говорил, «родных и близких покойного», это не имело никакого значения. Ибо нам в дни своих посещений он старался доставить максимум удовольствия!
Удовольствие это состояло в том, что дядя Юзя покупал билеты в театр, причём в любой — «какой попадётся под руку» — и вёл туда родителей «через не могу». Вообще придётся мне в этом рассказе всё время ставить множество слов в кавычки, которые обозначают — как известно всем и каждому по правилам русского языка — прямую речь. Потому что передавать некоторые слова, мысли и чувства, бурно выражаемые дядей Юзей в дни его посещений, можно исключительно его собственными словами. Если передавать их обычными словами, будет совсем не то впечатление.
Итак, дядя Юзя брал маму и папу «за ручки», вёл в концерт или в театр, откуда они возвращались неизменно очень оживлённые. Если спектакль был «так себе, без божества без вдохновенья», или «не дай Бог с претензиями» — они все втроём долго веселились над дурацкими ужимками актёров. Если же спектакль паче чаяния оказывался «силой» или даже «шедевром», тут уж дядя Юзя по-настоящему праздновал свою победу над мещанством.
— Вот вы! — говорил он вдохновенно, откупоривая бутылочку вина, которую покупал по дороге. — Знаете кто вы? Вы городские мещане прошлого века! Слобода! Где же ваше высшее образование? Где тяга к культуре? Где творческие замыслы?
— И помыслы, — грустно добавлял папа.
— Про помыслы я уж и не говорю! — парировал дядя Юзя. — Максимум, на что вы способны — это отправить ребёнка в зоопарк. Или дать ему в воскресенье рубль на кино, чтобы самим поспать подольше. Ну скажите, для того ли мы проливали кровь на фронтах Великой Отечественной войны?
— Не для того… — сокрушённо качал головой папа и, крякая, выпивал залпом свой стакан красного вина.
Мама аккуратно пригубливала и скромно возражала:
— Юзь, кончай. Ну мы не такие большие театралы, как ты, ну кто же спорит…
— А вино? — патетически восклицал дядя Юзя, указуя перстом на папу. — Ты видела, как он пьёт красное грузинское вино? Ну вот скажи, разве так пьют красное грузинское вино?
— Отстань от Симы! — весело кричала мама. — Лучше скажи, мы будем с тобой крутить котлеты?
— А к кому пристань? — парировал дядя Юзя. — Что котлеты? Котлеты это мещанство… Кроме того, нельзя делать котлеты без яйца. Это уже не котлеты, а сосиски, если они без яйца! Не может интеллигенция жарить котлеты без яйца!
— Нет, может! — хохотала мама. — А куда мы пойдём в следующий раз?
— Ох, не знаю, не знаю, достойны ли вы следующего раза… — улыбался дядя Юзя, наливая в стакан красное грузинское вино и выпивал его нарочито медленными глотками, причмокивая как наездник на лошади.
С котлетами была у мамы с дядей Юзей какая-то загадочная история, смысла которой я до конца не понимал. На каком-то то ли дне рождения, то ли другом празднике они — мама и дядя Юзя — спорили о том, можно ли жарить котлеты без яйца. Причём дядя Юзя настаивал, что нельзя, а мама — что можно.
Я прекрасно помню этот то ли день рождения, то ли ещё что-то. Дядя Юзя так страшно хохотал, когда мама в очередной раз сказала ему, что умеет жарить прекрасные котлеты без яйца, что все гости волей не волей прекратили свои весёлые разговоры и повернулись к спорящим.
— Котлета без яйца — это всё равно что в некотором роде мужчина без яйца.
Когда дядя Юзя изрёк эту свою знаменитую фразу, мама вспыхнула и пошла на кухню. Стул при этом от резкого движения упал, дядя Юзя произнёс вторую знаменитую фразу, принадлежащую, правда, Гоголю: «Александр Македонский великий человек, но зачем же стулья ломать?» — после чего папа покрутил пальцем у виска и помчался на кухню успокаивать маму. Я поплёлся за папой, а через некоторое время туда явился и сам дядя Юзя.
— Ребята! — сказал он. — Ругаться неинтеллигентно. Ну что мы сидим, пьём, едим, спорим? Это всё надоело. Давайте Маринка пожарит нам котлеты без яйца, а я — котлеты с яйцом. Причём я обязуюсь съесть не больше трёх.
Мама как-то через силу засмеялась, и немедленно надела фартук.
Брошенные гости курили и танцевали, ничуть не страдая от того, что их бросили. Некоторые из гостей время от времени заглядывали в кухню, на которой царила такая степень веселья, от которой становилось плохо и дурно.
Во-первых, на кухне царил неимоверный чад. На двух сковородках жарилось жуткое количество котлет. Дядя Юзя снял свою неизменную белую рубашку и жарил свои котлеты с яйцом прямо в майке. Мама так хохотала над его шуточками, что наше с папой жюри сделало дяде Юзе замечание, которое он тут же обозвал «сто первым китайским предупреждением».
«Котлеты — это сказка, это радость для всего дома», — говорил он тогда, запустив свои маленькие сухие руки в огромную миску с фаршем. «Разве можно чего-то недоложить в радость и счастье?» — говорил он патетически. «Разве можно пожалеть для счастья и радости хоть один ингредиент?». «Скажи, Сима, — говорил он папе, — пожалеешь ли ты для своих близких, для их счастья хоть один самый ничтожный ингредиент?». «Нет, не пожалею, говорил папа». «Ну вот видишь, — отвечал ему дядя Юзя. — А тут не просто ингредиент, тут целое яйцо».
