Следом за незадачливым колобком-органоидом с бульканьем катила орда его собратьев.
Несмотря на отсутствие у всей честной компании глаз или, скажем, ртов в привычном человеку понимании, а не в виде периодически прорезающих поверхность органоида корявых трещин псевдо-пасти, каждый из нас явственно ощутил исходящую от охотников ярость и ауру голода — говорят, такая есть у волков и акул.
Очутиться между двух огней нам вовсе не улыбалось.
К тому же, коль скоро орда сумела прорвать оборону оперативников, наши автоматы погоды не сделают.
Но все-таки я для очистки совести опустился на колено и выпустил в них остатки магазина. После чего демонстративно отшвырнул автомат.
Поняв меня без слов, Федор с Тайной сделали то же самое. «Король» попробовал выстрелить, но, как я и думал, свой «Алтай» он угробил. Осечка, осечка, осечка…
— Карлик тебя задери, — произнес он на своем родном наречии («Сигурд» перевел), но оружие оставил при себе. Видимо, в роли дубины «Алтай» ему понравился.
А потом мы, не сговариваясь, двинулись прямо на осназовца.
— Эй, куда? Стоять, — нервно пробормотал он, взяв на мушку Смагина как самого центрового в нашей причудливой шеренге — два чумазых мужика, смазливая девица и трехглазая трехрукая образина в два сорок высотой.
— Сам стой, — буркнул я в тот самый момент, когда мы поравнялись с бойцом. Ситуация была критическая, но мы лишь прибавили шагу.
Позади раздалось отчетливое клацанье — наш сторож, кажется, сменил магазин.
— Стреляю! — Заорал боец тоже на грани истерики.
Нервы мои не выдержали, и я обернулся.
Осназовец и впрямь целил прямо мне в лоб. Именно мне, вы подумайте!
Больше ему сейчас стрелять было не в кого. Я — наибольшее зло, которое только можно сыскать сейчас в этом гребаном Периметре Рубрука. Небось, насчет «короля» у них уже пришел строжайший приказ: убирать только в крайнем случае, как наиболее ценный экземпляр в нашем паноптикуме.
— Послушайте! — Как-то совсем не мужественно воззвал я к его здравому смыслу.
По лицу верзилы пробежала целая гамма основных чувств десантника — злость, недоумение, снова злость и наконец лютая ярость.
— А-а-а, хер с вами! — В сердцах выругался вояка и, резко развернувшись, принялся самозабвенно палить в уже наседавшую иглокожую орду. Мы переглянулись — это была индульгенция!
Ближайший к осназовцу слизень, получив в корпус полный магазин, развалился на части, как гнилой арбуз. Мелькнула мысль, что магазинов к автомату у бойца хорошо если четыре, а слизней — за десяток…
И вдруг — спросите: «Почему?» — все монстры остановились. Как по команде. То есть без «как» — они, совершенно определенно, получили команду от невидимого с нашего места монстра с цереброй. Или — второй вариант — кто-то секунду назад несчастливого обладателя церебры изничтожил, и по коммуникационным нитям перестали поступать команды…
Так вот: почему же остановились монстры? О-о-о, я не угадал в ту минуту. Не в уничтожении церебры дело было, вовсе нет…
Но как бы то ни было, что случилось дальше — мы уже не видели. Потому что со всех ног рванули к космодрому, подальше от этой бесконечной стрельбы, летучего огня и смерти.
* * *
На космодроме оказалось довольно-таки людно — на глазок около роты каких-то лишенцев бестолково сновали туда-сюда с автоматами. Как и наш знакомец Боря, это были сплошь бойцы БКО — батальона космодромного обслуживания. Но батальон содержался явно по сокращенным штатам — вот и крутилось в поле зрения человек сто, не больше.
Что же касается оперативников ГАБ, то можно было приметить на прежних позициях лишь один станковый плазмомет с двумя бойцами обслуги.
Усилия БКО концентрировались на двух площадках. На одной бойцы снаряжали подвесным вооружением три флуггера какого-то не самого воинственного вида. На другой — тушили давешний военно-транспортный флуггер, который был подбит пирофорами. В целом флуггер, с виду, пострадал не сильно, но один из движков был наглухо залеплен пожарной пеной.
На нас в наших стандартных гермокостюмах, полученных в КУНГе от осназовцев, никто не обращал внимания, поскольку половина всех бойцов была одета точно так же. Что же касается «короля», то… то на него тоже всем было наплевать, представьте себе!
Удача вновь улыбнулась нам в награду за длинные ноги и вконец вымороженные дыхалки.
Обежав на рысях несколько капониров, мы обнаружили в западной части космодрома небольшой и очень аккуратный с виду флуггер.
Оставался сущий пустяк: выяснить, кто из нас водит военно-транспортные флуггеры в свободное от работы время.
В принципе, каждый из нас в сложившейся обстановке готов был рискнуть. Даже я однажды видел учебный фильм о пилотировании эвакуационных капсул в случае аварии на пассажирском звездолете. Полагаю, оказавшись за пультом управления этой махины, я чего-нибудь бы да вспомнил.
Лицо инопланетянина, обычно неподвижное и бесстрастное, на сей раз тоже выражало готовность расшибить вдребезги космическое судно землян в первые же секунды после взлета.
Тайну лучше было вообще не спрашивать. При ее гипертрофированной самоуверенности в сочетании с авантюрным складом характера она всегда была готова взять на себя бразды правления целой галактикой, не то что каким-то несчастным флуггером.
Если же серьезно, то вся надежда была на Федора. Смагин внимательно оглядел сверху донизу крылатую махину. Затем совершенно идиотским образом попинал огромную шину переднего шасси, точно перед ним было не космическое судно, а спортивный автомобиль, и осторожно произнес:
— Я бы, пожалуй, попробовал.
Он сноровисто поплевал на ладони, подпрыгнул, легко подтянулся и изящно полез, хватаясь за скобы на стойке шасси, прямиком к укромному люку под кабиной.
Да, в кабинном подбрюшье у таких кораблей обычно находится люк, точное предназначение которого мне неизвестно. Может, для сброса-приемки каких-то грузов, а, может, и для аварийного покидания корабля.
Но вот только глупец мог предположить, что люк будет открыт, так что лети — не хочу. Это же все-таки военный космодром, тут должен царить поистине железный порядок!
Да, «брюшной», а если быть точнее, «горловой» люк кабины был задраен изнутри…
Мне стало так обидно, что хотелось рвать и метать. Тайна тоже выглядела порядком расстроенной, хотя не в ее обыкновении было поддаваться унынию. И даже Федор в сердцах треснул по люку кулаком.
И, представьте себе, люк раскрылся!
Из проема показались на редкость знакомая физиономия и рука, призывно машущая нам.
— О, Господи, — побледнела Тайна. — Да это же наш Вергилий!
— Бирман, черт возьми! Вы откуда?! — Осведомился я.
