Рамзес… Это его статуя стоит между железными
колесницами! Она обернулась и вытянула шею, чтобы выглянуть из окна надо же,
все окно сделано из одного огромного куска прозрачного стекла Она даже видела
грязь на стекле. Как они ухитряются делать такие вещи? «Новые времена» – так
говорил лорд Рутерфорд. Что же, если они умеют делать чудовищные колесницы,
значит, умеют делать и такое стекло.
– У вас очень приятный голос, правда Вы
собираетесь пойти в оперу? Похоже, туда отправится весь Каир.
– Бал продлится до рассвета, –
сказала женщина за соседним столиком своей подруге.
– Да, это здорово. И вообще, смысла нет
жаловаться: мы забрались слишком далеко от цивилизации.
Англичанин рассмеялся: он тоже слышал их
разговор.
– Этот бал станет гвоздем сезона. Он
состоится в «Шеферде». – Англичанин отпил маленький глоток кофе.
Она долго ждала этого сигнала. И залпом выпила
свою чашку.
Он улыбнулся. Взял маленький кофейник и налил
ей еще.
– Спасибо, – сказала она,
старательно подражая граммофонному голосу.
– Может, положить вам сахара?
– Я предпочитаю немного сливок, если вы
не против.
– Конечно нет. – Он опрокинул в ее
чашку половину молочника.
Это сливки? Да, лорд Ругерфорд отдал ей
последние сливки, которые он нашел в доме той женщины.
– Вы пойдете на бал в «Шеферд»? Мы живем
в этом отеле, мой дядя и я. Мой дядя приехал сюда по торговым делам.
Он снова замолчал. Что он разглядывает? Ее
глаза? Ее волосы? Какой он симпатичный, у него такая нежная кожа на лице и
горле. Лорд Ругерфорд тоже неплохо выглядел, но этот просто прекрасен – как
может быть прекрасна только юность.
Она потянулась через столик и дотронулась до
его груди рукой в тонкой шелковой перчатке. Только бы он не почувствовал
прикосновения голой кости. Она нащупала под рубашкой сосок и нежно надавила на
него безымянным пальцем. Юноша был явно удивлен. Его щеки зарделись, как у
девственницы, кровь прилила к лицу.
Она улыбнулась.
Англичанин огляделся по сторонам, посмотрел на
сидевших напротив женщин, но те были увлечены разговором. «Просто восторг!» –
«Знаешь, мне повезло с этим платьем. Я купила его по случаю, очень недорого. И
собираюсь пойти туда в нем…»
– Опера. – Она рассмеялась. –
Пойдем в оперу?
– Да. – Юноша все еще не мог прийти
в себя после того, что она сделала.
Она вылила в чашку все, что оставалось в
кофейнике, и выпила. Потом поднесла ко рту маленький молочник и осушила его до
дна. Доела весь сахар. Так, ничего хорошего. Она поставила сахарницу на место,
опустила руку под стол и погладила англичанина по ноге. Похоже, он уже готов.
Ах, бедный малыш, бедный испуганный мальчик!
Она вспомнила то время, когда они с Антонием
приводили в палатку молодых солдатиков и раздевали их, чтобы сделать выбор. Это
была чудесная игра. Пока о ней не узнал Рамзес. В каких только грехах не обвинял
он Клеопатру в последнее время! Но этот просто обворожителен. Он уже хочет
обладать ею.
Она поднялась, кивнула ему и направилась к
выходу.
На улице очень шумно. Колесницы. Какая
разница? Если все эти люди их не боятся, значит, и ей бояться нечего. Все
объясняется очень просто. Ей надо найти уютное местечко. Юноша шел следом и
что-то говорил.
– Пойдем, – сказала она
по-английски. – Пойдем со мной.
Переулок. Она повела его туда, осторожно
обходя лужицы. Здесь потемнее и потише. Она повернулась и обняла его за плечи.
Юноша наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Нет, только не здесь, –
взволнованно прошептал он. – Мисс, я не думаю…
– А я сказала, прямо здесь, –
прошептала она, целуя его, и запустила руку под его рубашку. Очень горячая
кожа, то, чего она хотела. Горячая и хорошо пахнет. Он совсем готов, этот
молоденький олененок. Она подняла юбки.
Все было очень быстро: ее тело прижалось к
нему, она задрожала и обхватила руками его шею. Когда струя семени пролилась в
нее, он застонал. И замер, успокоившись. А ее тело продолжало содрогаться в
конвульсиях. Больше нет сил уговаривать его. Он отпустил ее и прислонился к
стене, глядя так, словно заболел.
– Пожалуйста, дай мне немного
передохнуть, – попросил англичанин, когда она снова стала осыпать его
поцелуями.
Несколько секунд она изучающе смотрела на
него. Очень легко. Главное – неожиданность.
Она схватила его за голову обеими руками и
резко повернула вбок, сломав шею.
Он смотрел в пустоту. Та женщина тоже смотрела
в пустоту, и тот мужчина тоже. В глазах пустота. Пустота. Потом он сполз по
стене на землю и застыл в неловкой позе, широко раскинув ноги.
Она опять вспомнила очертания наклонившейся
над ней фигуры. Сон ли это был?
«Вставай, Клеопатра. Я, Рамзес, призываю
тебя!»
Нет, только не это. От одной попытки вспомнить
хоть что-нибудь страшно болит голова. Но это не физическая боль, это болит
душа. Она слышала, как плачут женщины, знакомые ей женщины. Они произносят ее
имя: Клеопатра. Потом кто-то накрывает ее лицо черной тканью. Та змея еще жива?
Странно, что змея пережила ее. Она снова почувствовала жжение в груди от ее
клыков.
Прислонившись к стене, она тихо застонала и
посмотрела на лежащее внизу мертвое тело. Когда все это случилось? Где? Кем она
была?
Не надо вспоминать. «Новые времена» ждут ее.
Она наклонилась и вытащила из кармана юноши
деньги, очень много денег в маленьком кожаном кошельке. Засунула руку поглубже.
Здесь лежали еще кое-какие вещи. Карточка, на которой написано что-то
по-английски, и маленький портрет мальчика. Замечательно. Очень хорошая работа.
Две бумажки, на которых написаны слова «АИДА» и «ОПЕРА». На бумажках была
нарисована та же египтянка, которую она уже видела.
Эти бумажки тоже надо прихватить с собой.
Портрет мертвого юноши она выбросила. Опустив маленькие «оперные» бумажки в
карман, она тихонько запела «Божественную Аиду», перешагнула через труп и снова
вышла на шумную улицу.
Не надо бояться. Надо делать то же, что и все.
Если они спокойно идут рядом с железной дорожкой, тебе тоже можно это делать.
Но как только загрохотала в трех шагах от нее
очередная железная колесница, она зажала руками уши и закричала. А когда
открыла глаза, увидела на своем пути еще одного прекрасного юношу.
– Вам помочь, молодая леди? Вы, наверное,
заблудились? Вам не следует ходить на вокзал в таком виде: у вас вытащат из
кармана все деньги.
