Он опять лег и закрыл глаза. Он слышал, как
Маленка легко прошлась по ковру, а потом снова почувствовал ее прикосновение.
Он посмотрел на египтянку: на ней была черная роба, еще один черный балахон
свисал с ее руки.
– Спрячь ее, – прошептала она и
глазами показала на сад.
– Спрячу, – шепотом ответил Эллиот и
снова закрыл глаза.
– Спрячь, прошу тебя! – В голосе
Маленки была отчаянная мольба.
Эллиот дал ей слово.
С огромным облегчением он услышал, как она
захлопнула за собой дверь, выходящую на улицу.
В длинном развевающемся одеянии бедуина Рамзес
шел по музею среди толпы туристов, глядя сквозь темные очки прямо перед собой,
на пустое место в дальнем конце коридора, туда, где раньше стояла витрина.
Никаких следов, никаких признаков того, что здесь что-то стояло! Нет битого
стекла, нет щепок. Нет пузырька, который он уронил. Все исчезло.
Но где же она? Что с ней случилось? Рамзес с
ужасом вспоминал окруживших его солдат. Неужели она тоже попала в их руки?
Царь пошел дальше, завернул за угол и оглядел
статуи и саркофаги. Никогда еще за всю свою долгую жизнь он так не страдал. Он
не имел права ходить здесь с этими мужчинами и женщинами, не имел права дышать
с ними одним воздухом.
Он не мог думать о том, что делать дальше,
куда идти. Если в ближайшее время он ничего не узнает, то окончательно
свихнется.
Прошло, возможно, минут пятнадцать, а может, и
меньше. Надо спрятать ее, да. Увести ее из сада, пока не пришли люди. Женщина
неподвижно лежала на солнце и что-то бормотала во сне.
Вцепившись в трость, Эллиот поднялся на ноги.
Левая нога обрела чувствительность, а это значило, что снова вернулась боль.
Он пошел в спальню. Высокая старомодная
викторианская кровать стояла возле правой дальней стены, на ее широкий
москитный полог лился солнечный свет: ставни окон были распахнуты настежь.
Туалетный столик находился слева от окна. В
левом углу размещался платяной шкаф, его дверцы со встроенными зеркалами были
раскрыты, внутри виднелись вешалки с шерстяными пиджаками и пальто.
На туалетном столике стоял маленький
переносной граммофон с рожком. Рядом в специальном ящичке лежали пластинки.
«Изучаем английский», – гласили обложки. На других пластинках была
записана танцевальная музыка. Пепельница. Несколько журналов и полупустая
бутылка шотландского виски.
Через дальнюю дверь справа от кровати
виднелась ванная комната. Медный кран, полотенца.
Эллиот пошел в другом направлении и попал в
другую комнату, которая северной стеной выходила в сад. В этой комнате все
ставни были закрыты. Здесь темнокожая красавица хранила свои сценические
костюмы и бижутерию. И все же один из гардеробов был завешан легкомысленными
европейскими нарядами. Европейские туфли, легкие зонтики, пара немыслимых
широкополых шляп.
Но зачем ему эта одежда, когда раненую женщину
надо укрыть от посторонних любопытных глаз? Эллиот нашел обычное мусульманское
одеяние, аккуратно сложенное на дне гардероба. Так что теперь можно дать ей
чистую одежду, если, конечно, Маленка согласится продать ее.
Он постоял в дверном проеме, восстанавливая
дыхание. Посмотрел на роскошное ложе, купающееся в солнечных лучах, на
москитную сетку с завязанным сверху пышным бантом, которая очень напоминала
корону. Все как-то зыбко, неестественно. Перед мысленным взором пронеслась
сцена гибели Генри. Эллиот ничего не почувствовал, ничего – кроме холодного
ужаса, от которого пропадало само желание жить.
Жажда жизни. В кармане у него лежал сосуд, в
котором осталось несколько капель драгоценного эликсира.
И это тоже не вызывало никаких эмоций, не
выводило из состояния транса. Мертвая уборщица в музее, мертвый Генри во дворе.
И это существо, которое жарится на солнце!
Эллиот не мог заставить себя размышлять. Стоит
ли пытаться? В одном он был абсолютно уверен: надо добраться до Рамсея. Да
хватит называть его вымышленным именем! До Рамзеса! Но где он сейчас? Как
сильно пострадал он от пуль? А те люди, которые вытащили его из музея, все еще
держат его у себя?
Но сначала эта женщина; он должен вывести ее
из сада и спрятать здесь, чтобы можно было убрать тело Генри.
Она ведь может напасть на людей, которые
придут за Генри. И один ее вид способен их убить.
Возвращаясь во двор, Эллиот пытался навести в
мыслях порядок. Они с Рамзесом никогда не были врагами. А теперь они союзники.
И может быть… Но у него не осталось сил предаваться мечтам: надо сделать то,
что задумано.
Эллиот сделал несколько осторожных шагов в
сторону спящей на полу женщины.
Полуденное солнце жарило изо всех сил, и вдруг
он испугался за нее. Эллиот посмотрел на нее и даже зажмурился: он увидел
совсем не то, что ожидал.
Она стонала во сне; она мучилась по-прежнему,
но это была совсем другая женщина – женщина потрясающей, изумительной красоты!
Правда, сквозь ее волнистые волосы на макушке
виднелся большой участок белой кости, из челюсти выступал кусочек хряща. На
правой руке вместо двух пальцев торчали голые кости, а из суставов по-прежнему
сочилась кровь. И на груди все еще зияла огромная рана, обнажая белые ребра,
прикрытые лишь тонкой мембраной крошечных капилляров.
Но лицо уже приобрело человеческий облик:
округлые щеки розовели смуглым румянцем, изящно очерченные губы стали
пунцовыми, кожа приобрела нежный оливковый оттенок.
Соски тоже были нежно-розового цвета, крепкие
груди налились.
Что произошло? Требуется какое-то время, чтобы
эликсир подействовал?
В смятении Эллиот приблизился к женщине. Жара
стояла невыносимая. В голове у него помутилось. Стараясь не потерять сознания,
он ухватился за колонну и немного постоял так, глядя на женщину, которая
открыла свои светло-карие глаза.
Она вздрогнула, подняла правую руку и
осмотрела ее. Она наверняка чувствовала, что с ней происходит. Казалось, раны
причиняют ей сильную боль. Ахнув, женщина дотронулась до кровоточащей раны на
руке.
Вряд ли она понимала, что выздоравливает.
Безжизненно уронила руку на грудь, закрыла глаза и снова тихо заплакала,
прошептав в полудреме:
– Рамзес…
– Пойдем со мной, – ласково обратился
к ней Эллиот на латыни. – Пойдем в дом, там ты ляжешь на чистую постель.
Женщина испуганно посмотрела на него.
