– Какие заявления? – слабым голосом
переспросила Джулия. – Не понимаю, о чем вы говорите…
– Понимаешь. Ты сама мне
рассказывала, – ответил Эллиот. – К тому же я читал дневник твоего
отца. Мумия заявила, что она бессмертна, что она жила во времена Клеопатры и
любила ее.
Рамзес уставился в тарелку. Он аккуратно
отломил от жареного цыпленка ножку и в два приема съел ее.
– Музейные работники еще долго будут
изучать те заметки, – сказал Самир. – Пока рано делать какие-либо
выводы.
– А музейные работники знают, что вы
оставили коллекцию запертой в Мэйфейре? – спросил Эллиот.
– Честно говоря, – сказал Алекс, –
мне вся эта история кажется абсурдной. Романтическая болтовня. Бессмертный
человек, проживший тысячу лет и трагически влюбившийся в Клеопатру. В
Клеопатру!
– Простите. – Рамзес доел цыпленка и
снова вытер пальцы. – В вашем знаменитом Оксфорде тоже говорили гадости о
Клеопатре?
Алекс залился веселым смехом:
– Чтобы услышать гадости о Клеопатре,
совсем не нужно ехать в Оксфорд. Все знают, что она была шлюхой, мотовкой,
соблазнительницей и истеричкой.
– Алекс, я не желаю больше слушать эту
ребяческую чушь! – воскликнула Джулия.
– Вы над всем смеетесь, юноша, –
произнес Рамзес с ледяной улыбкой. – А что вы любите? Что вас интересует?
Стало тихо. Джулия заметила, что на лице
Эллиота появилось любопытство.
– Ладно, – сказал Алекс. – Если
бы вы были бессмертны – бессмертны и к тому же были бы великим царем, неужели
вы влюбились бы в женщину, подобную Клеопатре?
– Отвечай на вопрос, Алекс, –
сказала Джулия. – Что ты любишь? Не историю, не египтологию, не правительство.
Что заставляет тебя с радостью просыпаться по утрам? – Она чувствовала,
как кровь прилила к щекам.
– Да, я бы влюбился в Клеопатру, –
сказал Рамзес. – Она могла очаровать и бога. Почитайте Плутарха
повнимательнее. Там все правда.
– Какая правда? – спросил Эллиот.
– Что у нее был блестящий ум, что она
была очень способна к языкам, что она была прекрасной правительницей.
Величайшие люди той эпохи преклонялись перед ней. У нее была душа царицы, и это
проявлялось во всем. Почему, как вы думаете, о ней писал Шекспир? Почему ее имя
знает каждый школьник?
– Ну, хорошо, предположим, вы
правы, – сказал Алекс. – В этом вопросе вы чувствуете себя гораздо
увереннее, чем в марксистских теориях.
– И что из этого?
– Алекс, – резко заметила
Джулия, – если бы тебя ударили кулаком по лицу, тебе было бы не до
марксизма.
– Вы должны понять, милорд, – сказал
Алексу Самир, – что мы, египтяне, очень серьезно относимся к нашей
истории. Клеопатра во всех отношениях была замечательной царицей.
– Да, хорошо сказано, – отозвался
Рамзес. – Если бы Клеопатра была жива, Египет избавился бы от британского
ига. Она бы заставила ваших солдат убраться восвояси, будьте уверены.
– Ага, значит, вы революционер. А как
насчет Суэцкого канала? Наверное, она сказала бы: «Спасибо, не надо»? Вы ведь
знаете о Суэцком канале? Именно Британия финансировала строительство этого
маленького чуда, мой друг. Понимаете, какое дело.
– Ах да, это та узенькая траншея, которую
прорыли между Красным и Средиземным морем. Вы били кнутами рабов, которые рыли
эту канаву под палящим солнцем? Расскажите-ка мне.
– Браво, дружище, браво! На самом деле,
никто еще не мог так запудрить мне мозги. – Алекс отложил в сторону вилку
и откинулся на спинку стула, улыбаясь Генри. – Ну что ж, ужин получился
довольно утомительным.
Генри смотрел на него остекленевшими глазами.
– Скажите, мистер Рамсей, –
заговорил Эллиот, – каково ваше личное мнение? Это на самом деле мумия
Рамзеса Великого? Бессмертного, который жил во времена Клеопатры?
Алекс добродушно рассмеялся. Он снова взглянул
на Генри, и на этот раз состояние младшего Стратфорда поразило его.
– А вы как думаете, граф? – спросил
Рамзес. – Вы читали записки своего друга Лоуренса. В гробу мумии в доме
Джулии на самом деле находится бессмертное существо?
Эллиот улыбнулся.
– Нет, – сказал он.
Джулия смотрела в тарелку. Потом медленно
подняла глаза на Самира.
– Конечно нет! – сказал
Алекс. – Когда мумию отвезут в музей и вскроют, окажется, что у того
«писателя» было богатое воображение.
– Простите, – вмешалась в разговор
Джулия. – Я страшно устала от всего этого. Скоро мы будем в Египте, среди
мумий и памятников. Стоит ли продолжать дискуссию?
– Извини, моя милая. – Эллиот поднял
вилку и насадил на нее маленький кусочек цыплячьего мяса. – Я получил
огромное удовольствие от беседы с вами, мистер Рамсей. Ваше представление о
Древнем Египте показалось мне очень интересным.
– Да? Настоящее время не менее интересно,
граф Рутерфорд. Англичане, подобные вам, интригуют меня. Так вы говорите, что
были близким другом Лоуренса?
Джулия заметила, как Генри изменился в лице:
Рамзес снова пристально смотрел на него. Генри фыркнул, поднял зажатый в руке
бокал, понял, что тот пуст, и, словно не зная, что с ним делать дальше, тупо
посмотрел на официанта, который немедленно заменил бокал на полный.
Если Эллиот и заметил эту сцену, то виду не
подал.
– Мы отличались друг от друга, я и
Лоуренс, – сказал он. – Но мы были очень близки. И в одном вопросе
всегда придерживались единого мнения. Мы надеялись, что наши дети поженятся.
Джулия замерла.
– Эллиот, пожалуйста…
– Но мы не будем обсуждать это с
вами, – быстро проговорил Эллиот. Он был не способен на грубость. –
Мне бы хотелось поговорить с вами совсем о других вещах. Откуда вы? Кто вы? Я
задаю себе те же вопросы, когда смотрюсь в зеркало.
Рамзес рассмеялся. Он нисколько не рассердился
– Джулия это чувствовала.
– Мои ответы, скорее всего, покажутся вам
невразумительными. А что касается брака вашего сына и Джулии, то Лоуренс
считал, что выбор останется за Джулией. Давайте вспомним. Как он говорил? –
Рамзес снова взглянул на Генри. – Английский нов для меня, но у меня
исключительная память. Да. «Замужество Джулии подождет». Генри, любезнейший, вы
слышали такие слова?
