Бедно одетые прохожие глазели на него.
Наверное, ему не следовало выходить на улицу в этом длинном халате. Но какая
разница? Он снова стал Рамзесом Странником. Рам-зес Проклятый в этом веке лишь
случайный пассажир, ведь эликсир сохранил свою силу. Современная наука так же
не готова к разгадке его тайны, как наука древних.
Смотри на этих страдальцев, на этих нищих,
спящих на улице. Нюхай смрад грязной лачуги, чья распахнутая дверь – словно
рот, который отрыгивает нечистоты и глотает свежий утренний воздух.
К нему подошел попрошайка.
– Дайте полшиллинга, сэр, я два дня
ничего не ел. Пожалуйста, сэр.
Рамзес прошел мимо. Его домашняя обувь
испачкалась и промокла.
Теперь подошла молодая женщина. Смотри на нее,
прислушивайся к кашлю, сотрясающему чахлую грудь.
– Не желаете поразвлечься, сэр? У меня
есть прекрасная теплая комната, сэр.
О да, он жаждал ее услуг, да так сильно, что
плоть его напряглась. Лихорадка неожиданно сделала женщину привлекательной –
она изящным жестом обнажила маленькую грудь и вымученно улыбнулась.
– Не сейчас, моя красавица, –
прошептал Рамзес.
Похоже, улица, если это была улица, привела
его к гигантским руинам. Сгоревшие дома, дымок, поднимающийся от черных камней,
пустые глазницы окон – без стекол и занавесей.
Но даже здесь бедные выглядывали из дверных
проемов и ниш. Отчаянно ревел какой-то ребенок.
Царь шел дальше. Он слышал, как оживает
огромный город. Это были не человеческие голоса – они давно доносились
отовсюду, а теперь, когда серое небо посветлело и засеребрилось, начали
просыпаться машины. Вдалеке раздался бас паровозного гудка. Рамзес остановился.
Он ощущал вибрацию огромного железного чудовища, чувствовал, как дрожит влажная
почва под ногами. Как завораживает ритм колес, которые громыхают по железным
рельсам…
Резкий фыркающий звук заставил царя
вздрогнуть. Он вовремя обернулся – прямо на него двигался автомобиль, за рулем
которого сидел какой-то юноша Рамзес прижался к каменной стене, и автомобиль
промчался мимо, обдав его жидкой грязью.
Царь был потрясен, разгневан. Редкий случай,
когда он оказывался в таком беспомощном положении.
Он стоял и изумленно смотрел на мертвого
голубя на мостовой, одну из тех жирных грязно-серых птиц, которых он видел
повсюду в Лондоне – они сидели целыми стаями на подоконниках и крышах. Эту
птицу сбила машина, крыло ее было вдавлено колесами в грязь.
Подул ветер, и крыло зашевелилось, будто
живое.
И тут, насильно вырвав Рамзеса из настоящего,
нахлынули воспоминания – самые старые и самые живые, и он оказался в другом
месте и в другом времени.
Он стоял в пещере хеттской жрицы. В боевом
облачении, с бронзовым мечом в руке, он стоял, задрав голову, и смотрел на
белых голубей, круживших в солнечном небе над входом в пещеру.
«Они бессмертны?» – спросил он на грубом хеттском
наречии.
Жрица захохотала.
«Они едят, но не нуждаются в пище. Они пьют,
но вода им не нужна. Солнце дает им силу. Не будет солнца – и они уснут, но не
умрут, мой царь».
Он смотрел ей в лицо, такое старое,
испещренное глубокими морщинами. Этот смех разозлил его.
«Где эликсир?» – спросил он.
«Ты думаешь, это стоящая вещь? – Жрица
приблизилась к нему, поддразнивая. Ее глаза блестели. – А что будет, если
весь мир заполнится людьми, которые не могут умереть? Их детьми? Детьми их
детей? Говорю тебе, страшная тайна хранится в этой пещере. Говорю тебе, тайна
конца света!»
Он вытащил меч и прорычал:
«Дай его мне!»
Жрица не испугалась – только улыбнулась.
«А вдруг он убьет тебя, неистовый египтянин?
Ни один человек еще не пробовал его. Ни мужчина, ни женщина, ни дитя».
Но он уже видел алтарь, видел чашу с белой
жидкостью. А за нею – дощечку, покрытую миниатюрной клинописью.
Он ступил к алтарю и прочел надпись. Неужели
это и есть формула эликсира жизни? Самые обычные вещества, которые он мог
собственноручно собрать в полях и поймах рек своей родной земли. Не веря своим
глазам, он запомнил формулу, еще не зная, что никогда уже не забудет ее.
Жидкость, вот она. Обеими руками он взялся за
чашу и выпил. Откуда-то издалека долетал до него безумный смех жрицы, эхом
разносясь под сводами огромной пещеры.
Потом он повернулся и вытер губы. Глаза его
расширились, дрожь пробежала по всему телу, лицо исказилось, мышцы
напружинились, словно он был в своей колеснице во время битвы, поднимая меч и
раскрывая рот в крике.
Жрица отступила на шаг. Она увидела, как его
волосы зашевелились, словно их взлохматило ветром; седые выпали, а вместо них
выросли каштановые; темные глаза посветлели, сменив цвет на сапфировый, –
во всех этих поразительных изменениях он убедился позже, когда взглянул на себя
в зеркало.
«Ну что, посмотрим? – крикнул он. Сердце
бешено колотилось, мускулы дрожали. Каким он стал легким и сильным! Ему
казалось, что он может взлететь. – Так как, жрица, я жив или умираю?…»
Очнувшись, он взглянул на лондонскую улицу.
Будто бы все это произошло несколько часов назад! Он еще слышал хлопанье
крыльев у входа в пещеру. Семьсот лет разделяют ту минуту и ночь, когда он
вошел в гробницу, чтобы погрузиться в свой первый долгий сон. И две тысячи лет
минуло с тех пор, как его разбудили, чтобы через несколько лет он опять
удалился в усыпальницу.
Теперь он в Лондоне. Двадцатый век. Рамзеса
опять затрясло. Влажный ветер снова пошевелил перья серого голубя, лежащего
посреди мостовой. Царь зашлепал по грязи к мертвой птице, опустился на колени и
взял ее в руки. Какое хрупкое существо! Минуту назад полное жизни, а теперь
всего лишь жалкая падаль. Хотя белый пушок еще трепещет на теплой узкой
грудине.
Как же больно хлещет холодный ветер! Как
сжимается сердце при виде этого несчастного мертвого существа!
Держа птицу в правой руке, он вынул из кармана
наполовину заполненную эликсиром бутылочку. Большим пальцем откупорил горлышко,
опрыскал эликсиром мертвое тельце и влил несколько вязких капель в открытый
клюв.
Не прошло и секунды, как голубь вздрогнул и
открыл крошечные круглые глазки. Встряхнулся, захлопал крыльями. Рамзес
отпустил птицу, и она, взлетев, начала описывать плавные круги высоко в сером
небе.
Царь наблюдал за ней, пока она не исчезла из
виду. Отныне бессмертная. Обреченная на вечный полет.
