Рэндольф усмехнулся. Эллиот попробовал вино.
Очень недурное. У Стратфордов всегда был хороший погреб. В этом доме каждый
день пили такие напитки, каких другие люди не позволяли себе даже в праздники.
– Ты так думаешь? Никакие деньги… Ну и где
же мне достать столько денег, чтобы племянница не догадалась о моем
предательстве?
Граф покачал головой:
– Если ты покончишь с собой, она уж точно
обо всем узнает.
– Зато мне не придется отвечать на ее
вопросы.
– Слабый довод. Оставшиеся тебе годы –
слишком высокая цена за эти деньги. Ты несешь чушь.
– Правда? Джулия не собирается выходить
за Алекса. Ты сам знаешь, что не собирается. Она не станет пускать дела
«Судоходной компании Стратфорда» на самотек. Я на краю пропасти, Эллиот.
– Да, наверное, ты прав.
– И что же делать?
– Подожди несколько дней, и ты увидишь,
что прав я. У твоей племянницы голова занята совсем другим. У нее гость из
Каира, некий Реджинальд Рамсей. Алекс, разумеется, не в восторге, но он
успокоится. А этот Рамсей сумеет основательно отвлечь Джулию и от дел
«Судоходной компании Стратфорда», и от моего сына. И тогда твои проблемы
наверняка разрешатся очень легко. Она все простит.
– Я видел этого парня, – припомнил
Рэндольф. – Видел сегодня утром, когда Генри закатил идиотскую сцену. Не хочешь
же ты сказать…
– У меня предчувствие. Джулия и этот
человек…
– Генри должен был поселиться с ней!
– Забудь об этом. Ты уже не сможешь на
нее повлиять.
– Похоже, тебя это совсем не волнует.
По-моему, из нас двоих волноваться следует именно тебе.
– Это совсем не важно.
– С каких пор?!
– С тех самых, когда я задумался о смысле
человеческой жизни. Всех нас ждут старость и смерть. А мы все еще не хотим
смириться с неизбежной правдой и суетимся, суетимся, суетимся…
– Господи боже, Эллиот! Ты же
разговариваешь не с Лоуренсом. Я Рэндольф, ты забыл? Хотелось бы мне тоже
думать о вечности. Но сейчас я готов продать собственную душу за сотню тысяч
фунтов! Впрочем, не я один.
– А я – нет, хотя у меня нет ста тысяч
фунтов и никогда не будет. Если бы они у меня были, я бы отдал их тебе.
– Ты бы отдал?
– Наверняка. Впрочем, давай поговорим о
другом Джулии не понравится, если ты начнешь расспрашивать ее о мистере Рамсее.
Ей хочется побыть одной, почувствовать себя независимой. Так: что все еще может
измениться в твою пользу.
– Ты так считаешь?
– Да. А теперь мне пора домой. Я устал,
Рэндольф. Оставь в покое свои вены. Пей сколько хочешь, только не вздумай
совершить что-нибудь ужасное. А завтра вечером приходи ко мне на обед. Я
пригласил Джулию с ее загадочным гостем. И не возражай. А после обеда мы
наверняка сумеем найти выход. Все будет так, как ты захочешь. А я наконец
получу ответы на свои вопросы. Могу я на тебя рассчитывать?
– Обед завтра вечером? – повторил
Рэндольф. – Ты пришел в час ночи, чтобы пригласить меня на обед?
Эллиот рассмеялся, допил вино и встал,
собираясь уходить.
– Не только. Я пришел спасти твою жизнь.
Поверь мне, Рэндольф, сто тысяч фунтов не стоят того. Просто жить… не
чувствовать боли… Как тебе объяснить?
– Ладно, не трудись.
– Спокойной ночи, друг мой. Не забудь,
завтра вечером. Можешь меня не провожать, лучше ложись спать, как хороший
мальчик. Договорились?
Вооружившись маленьким фонариком, Самир вел
Рамзеса по музейным залам. Царь не говорил о своих чувствах. Он останавливался
перед крупными экспонатами: мумиями, саркофагами, статуями, иногда
оборачивался, стремясь рассмотреть множество мелких предметов, заполнявших
шкафы и витрины.
Шаги гулко отдавались под сводами залов.
Охранник, привыкший к поздним прогулкам Самира, давно оставил ночных
посетителей в покое.
– Египет – настоящая сокровищница, –
сказал Самир. – Здесь хранятся тела царей. Это все, что удалось уберечь от
времени и от грабителей.
Рамзес молчал. Он внимательно изучал мумию
времен династии Птолемеев, странную смесь стилей: египетский саркофаг, на
котором было нарисовано типично греческое лицо, а не стилизованная маска, как в
более ранние времена. Это был саркофаг женщины.
– Египет, – прошептал Рамзес. –
Почему-то я не могу понять настоящее из-за прошлого. Мне не удастся принять
этот мир, пока я не прощусь с тем, в котором жил раньше.
Самир почувствовал, что его трясет. Сладкая
горечь сменилась страхом, безмолвным ужасом перед этим сверхъестественным
существом. Ошибки быть не могло – он существовал на самом деле.
Царь отвернулся от египетских залов.
– Проводи меня к выходу, друг мой, –
попросил он. – Я заблужусь в этом лабиринте. Мне не нравится твой музей.
Самир поспешно двинулся к выходу, освещая
фонариком дорогу гостю.
– Сир, если вы хотите отправиться в
Египет, то сделайте это прямо сейчас. Это мой совет, хотя вы в нем, наверное,
не нуждаетесь. Возьмите с собой Джулию Страт-форд, если захотите. Но,
пожалуйста, покиньте Англию!
– Почему ты так говоришь?
– Властям известно, что из коллекции
Лоуренса были похищены золотые монеты. Они захотят осмотреть мумию Рамзеса
Великого. Уже и так очень много разговоров.
Самир заметил, как глаза Рамзеса угрожающе
блеснули в темноте.
– Проклятый Генри Стратфорд, –
процедил царь сквозь зубы, невольно ускорив шаг. – Он отравил своего дядю,
мудрого и великодушного человека одной с ним крови! Он украл эту монету с
остывающего трупа!
Самир встал как вкопанный. Шок оказался
сильнее, чем он ожидал. Инстинктивно он чувствовал, что Рамзес говорит правду.
Стоило ему увидеть тело друга, как египтянин сразу же понял, что дело нечисто.
Это не было похоже на естественную смерть. Но Самир всегда считал Генри трусом.
Он с трудом перевел дыхание и взглянул на
мрачную фигуру, стоявшую рядом.
– Вы уже пытались сказать мне это. Но я
не могу поверить!
– Я видел это, возлюбленный слуга
мой, – печально проговорил царь, – своими собственными глазами. Точно
так же, как я видел, что ты, рыдая, бросился на тело своего друга Лоуренса. Эти
сцены смешались с моими снами, которые я зрел, пробуждаясь, но помню я их в
мельчайших деталях.
