В маленьком оконце дрожали зеленые тополя. Перед самым
заходом солнца полил дождь.
Гвидо достал бутылку вина. Поставил свечу на подставку у
изголовья Тонио и, усевшись в ногах, стал ждать, периодически проваливаясь в
сон.
Он резко открыл глаза, сам не зная, почему проснулся. На миг
ему показалось, что он в Венеции. А потом он вспомнил все, что случилось.
Прищурившись, посмотрел на крохотный огонек свечи. И тут у него перехватило
дыхание.
Тонио Трески сидел, прислонившись к стене. В темноте его
глаза казались сверкающими щелочками. Как давно он проснулся, Гвидо не знал.
Но он ощутил присутствие опасности. И сказал по-итальянски:
— Выпей вина.
Тонио не ответил ему. Гвидо заметил, что руки у него
свободны, а тряпка, которой они были связаны, валяется на полу.
Ни на секунду мальчик не сводил взгляда с Гвидо. Припухшие
веки и лиловые синяки под глазами придавали ему особенно злобный вид.
Гвидо сделал глоток из стоявшей рядом с ним чашки. Потом
вытащил из саквояжа документы и положил их перед Тонио на грубое белое одеяло.
Мальчик медленно перевел взгляд на латинские буквы. Но
читать документы не стал, лишь мельком взглянул на них.
И так быстро соскочил с постели и прижал Гвидо к стене, что
тот даже не понял сразу, что произошло. Руки Тонио сжали горло Гвидо, и тому
понадобилась вся сила, чтобы оторвать его от себя. От мощного удара в голову
мальчик отлетел прочь, успев опереться на руки, чтобы не упасть, и дрожа всем
телом. Было очевидно, что он еще слишком слаб и не может защитить себя. Он
покраснел и закрыл глаза.
Тонио не сопротивлялся, когда Гвидо поднял его и прислонил к
стене. Его губы медленно раскрылись и тело обмякло, словно он терял сознание.
Гвидо обеими руками схватил мальчика за плечи и, посмотрев
ему в лицо, вздрогнул: взгляд Тонио был почти безумным.
— Послушай, — сказал маэстро тихо. — Я не
имею никакого отношения к тому, что с тобой произошло. Врач, который сделал
операцию, наверняка уже умерщвлен. Те, кто убил его, убили бы и меня, если бы я
не согласился вывезти тебя с Венето. Они бы убили и тебя. Они так прямо и
сказали.
Рот мальчика шевелился: похоже, он накапливал слюну.
— Я не знаю, что это за люди. А ты знаешь? —
спросил Гвидо.
Тут Тонио послал в его лицо такой плевок, что Гвидо отпустил
его, встал и секунду стоял, закрыв глаза руками.
Когда же он посмотрел на свои ладони, то увидел, что они
пропитаны кровью.
Маэстро сделал шаг назад, сел на деревянный стул, на котором
сидел и до того, и прислонился затылком к стене.
Глаза мальчика не изменили своего выражения, но его тело,
казавшееся в темноте полупрозрачным, сотрясли жестокие спазмы, постепенно
перешедшие в мелкую дрожь.
Когда Гвидо подошел, чтобы укутать его одеялом, Тонио
отпрянул, прошипев по-венециански что-то вроде: «Не трогай меня».
Гвидо вернулся на свое место и битый час сидел, наблюдая за
мальчиком, выражение лица которого не менялось. И ничего не менялось. Ничего не
происходило. Постепенно, однако, слабость и боль одолели Тонио, и он сполз на
тюфяк.
Когда Гвидо накрыл его, он уже не мог сопротивляться. И у
него не было сил протестовать, когда маэстро приподнял его голову и велел
выпить немного вина.
Когда же он снова лег навзничь, его глаза словно
остекленели. Пока Гвидо говорил, мальчик не сводил взгляда с какой-то точки на
потолке.
В гостинице стояла тишина. Звезды только появлялись на небе
— крохотные, блестящие точки за подвижными тенями тополей. Приглушенным,
размеренным голосом Гвидо описал человека, который подошел к нему в Венеции, и
людей, которые силой привезли его в Фловиго. Потом он передал содержание бумаг,
на которых стояла подпись Тонио.
Не особенно вдаваясь в подробности, он осторожно объяснил,
каким образом сам оказался вовлечен в это дело и как те люди заставили его
вывезти Тонио за пределы Венецианского государства. Наконец он сообщил мальчику
о том, что вместе с ним были переданы карета и толстый кошелек, и сказал, что в
том случае, если Тонио этого пожелает, он, Гвидо, отвезет его в консерваторию
Сан-Анджело, в Неаполь.
Он объяснил, что выбор остается за Тонио. Но потом,
помолчав, добавил, что, по словам тех людей, Тонио лишится дальнейшей
финансовой поддержки, если откажется поехать в консерваторию и остаться там.
— Тем не менее ты свободен и можешь либо поехать со
мной, либо делать, что пожелаешь.
Кошелек был весьма увесистым.
На этих словах мальчик отвернул голову и закрыл глаза,
сделав рукой красноречивый жест. Поняв его смысл, Гвидо замолчал.
Он стоял у стены, скрестив руки на груди, пока не услышал,
что дыхание мальчика стало ровным.
Признаки душевного расстройства исчезли с белевшего на
подушке лица. Черты его смягчились. Красивый мальчишеский рот казался мягким,
податливым. На изящных чертах играли отблески слабого света, придавая им особую
красоту.
Свет падал на линию подбородка, высокие скулы, гладкий лоб.
Гвидо приблизился. И долго смотрел на тонкие, расслабленные
во сне руки мальчика, на его полураскрытую ладонь поверх одеяла.
Теперь лоб был теплым. Тонио даже не пошевелился, когда
Гвидо коснулся его.
Выскользнув за дверь, маэстро вышел в открытое поле,
начинавшееся у самого дома.
* * *
Луна была скрыта за облаками. В городке не светилось ни
одного огонька. По крайней мере, их было не видно с того места, где он стоял.
Гвидо долго брел по высокой сырой траве, прежде чем нашел относительно сухое
место, где лег навзничь и поднял глаза к редким звездам, проглядывавшим сквозь разорванные
облака.
Знакомое ужасное отчаяние постепенно охватывало его.
Оно подступало, как пронизывающий зимний холод. Он узнавал
его приход по дрожи, которая всегда сопутствовала ему, и по тому особому
привкусу во рту, который чувствуется во время болезни.
Но он не был болен. Он был здоров, но опустошен, и вся его
жизнь казалась ему лишенной всякого смысла, не более чем нелепой мешаниной
случайных событий; в ней не находилось ничего благородного, ничего приятного,
ничего такого, что могло бы дать ему хоть какое-то успокоение.
Это не имело ни малейшего отношения к грозящей ему смерти.
Похоже, это значило для него не больше, чем все то, что когда-либо с ним
случалось. И, сам того не желая, он мысленно вернулся в Неаполь, в ту комнату,
где когда-то, давным-давно, пытался покончить с собой, напившись до бесчувствия
и вскрыв вены.
