Мгновение он стоял неподвижно, уставившись в пол, и уже
собирался покинуть комнату так же быстро и решительно, как вошел, когда к нему,
держа руки за спиной, подошел старый дворецкий.
— Графиня еще не прибыла, синьор, — сказал старик.
Звуки со свистом вырвались из его сухих губ. — Но ждем со дня на день, со
дня на день.
Тонио хотел было пробормотать что-то насчет Гвидо, как вдруг
заметил на дальней стене огромный холст. Все его краски были знакомы ему, так
же как и фигурки танцующих в хороводе нимф в прозрачных и таких мягких на вид
одеждах.
Тонио уже сделал в направлении картины несколько шагов,
когда услышал, как старик сзади тихо пробурчал:
— А, молодая синьора! Так она здесь, синьор.
Тонио обернулся.
— Она вернется с минуты на минуту, синьор. После
полудня они с маэстро Гвидо поехали на площадь Испании.
— На площадь Испании? — переспросил он.
Улыбка тронула морщинистое лицо старика. Он снова покачался
на пятках, не разжимая рук за спиной.
— Ну как же, синьор! В студию! В мастерскую молодой
синьоры. Ведь она же художник, очень большой художник! — В его тоне
слышалась легкая насмешка, однако такая мягкая и безличная, что, возможно,
адресовалась всему миру.
— Так у нее там мастерская... — Это прозвучало
скорее как констатация факта, а не вопрос. Тонио снова взглянул на хоровод нимф
на стене.
— Ах, смотрите, синьор, она уже идет, вместе с маэстро
Гвидо! — сказал старик и махнул рукой.
Они шли по садовой дорожке.
Светловолосая художница держала Гвидо под руку и несла папку,
толстую и, похоже, увесистую, хотя и не такую большую, как та, что была в
правой руке Гвидо. Льняное платье в цветочек проглядывало из-под легкого
шерстяного плаща, капюшон которого был отброшен назад, так что бриз мог играть
с ее волосами. Она говорила с Гвидо. И смеялась. А Гвидо, не отрывая глаз от
дорожки, по которой вел ее, улыбался и кивал головой.
Тонио почувствовал, что художницу с Гвидо связывают какие-то
неформальные отношения. Они говорили о каком-то серьезном предмете, словно
знали друг друга давно.
Когда они вошли в комнату, у Тонио перехватило дыхание.
— Как? Верить ли мне своим глазам? — иронично
произнес Гвидо. — Неужели это тот самый юный Тонио Трески, знаменитый и
таинственный Тонио Трески, который скоро удивит весь Рим?
Тонио тупо глазел на него и не говорил ни слова. Вдруг
воздух наполнился женским смехом.
— Синьор Трески. — Она сделала маленький, быстрый
книксен и добавила с приятной ритмичной интонацией: — Как чудесно, что вы
оказались здесь.
В ее голосе чувствовалось оживление. Ее глаза весело
щурились и сияли, а платье в цветочек лишь усиливало производимое ею
впечатление легкости и движения, несмотря на то что стояла она совершенно
спокойно.
— Хочу кое-что показать тебе, Тонио, — говорил
между тем Гвидо, раскладывая тяжелую папку на клавесине. — Кристина
закончила это сегодня.
— Нет, нет, еще не закончила! — возразила она.
Гвидо вытащил большой пастельный этюд.
— Кристина? — переспросил Тонио.
Собственный голос показался ему грубым и сдавленным. Он не
мог оторвать от нее глаз. Стоя у дверей, она словно излучала сияние. Щеки ее
пылали, и хотя на миг улыбка сошла с ее губ, она тут же вернула ее на место.
— О, простите меня! — непринужденно воскликнул
Гвидо. — Кристина, я думал, что вы с Тонио наверняка уже встречались.
— О да, мы встречались! Правда встречались, синьор
Трески? — быстро сказала она. И, подойдя к нему, протянула руку.
Он смотрел на нее, осознавая лишь то, что ее пальцы лежат в
его пальцах и что ее рука оказалась неописуемо мягкой и нежной и еще такой
крошечной, что походила на кукольную. Невозможно было себе представить, чтобы
этими пальцами выполнялась какая-либо серьезная работа. Потом до него дошло,
что он стоит неподвижно, как статуя, а эти двое глядят на него. Он тут же
наклонился поцеловать художнице руку.
На самом деле он не предполагал касаться ее губами. Должно
быть, Кристина это заметила, потому что в нужный момент слегка приподняла руку
и получила-таки его поцелуй.
Он поднял на девушку глаза. Внезапно она показалась ему
ужасно беззащитной.
— Взгляни-ка, Тонио! — легким тоном сказал Гвидо,
как будто не заметил ничего странного. Он держал в руках собственный портрет,
выполненный пастелью.
Это был превосходный рисунок; маэстро на нем выглядел полным
жизни. Отлично были переданы его задумчивость и даже опасный блеск в глазах.
Художница не обошла вниманием ни расплющенный нос, ни полные губы и при этом
поймала суть этого человека, преображавшую все его черты.
— Ну же, Тонио, — вкрадчивым тоном сказал
Гвидо. — Что скажешь?
— Может быть, вы тоже согласитесь позировать мне,
синьор Трески? — быстро спросила Кристина. — Мне бы так хотелось
написать вас! По правде говоря, я уже сделала это, — почти застенчиво
сообщила она, и ее щеки слегка порозовели, — но лишь по памяти, а мне бы
хотелось написать ваш настоящий портрет, и со всей тщательностью.
— Принимай предложение! — как ни в чем не бывало
посоветовал Гвидо, облокотившись о покрытый чехлом клавесин. — Через месяц
Кристина будет самым популярным портретистом в Риме. Если сейчас не
согласишься, тебе придется записываться к ней на прием и ждать своей очереди,
как простому смертному.
— О, вам никогда не придется ждать своей
очереди! — рассмеялась она и неожиданно вся пришла в движение, и ее
светлые кудрявые волосы легко и пушисто заволновались. — Вы могли бы
прийти завтра? — спросила она уже серьезно. — Я горю желанием начать
ваш портрет. — Глаза у нее были синими, почти фиолетовыми, и такими
красивыми! Неописуемо. Он в жизни не видел таких синих глаз, как у нее, —
Мы могли бы начать в полдень, — говорила она с легким дрожанием в
голосе. — Я англичанка и не сплю днем, но вы можете прийти и попозже, если
вам так будет удобней. Я хочу написать вас еще до того, как вы станете ужасно
знаменитым и вас захотят писать все подряд. Это было бы очень любезно с вашей
стороны.
— О, какие они скромные, эти талантливые дети! —
усмехнулся Гвидо. — Тонио, молодая синьора говорит с тобой...
— Вы собираетесь жить в Риме? — пробормотал Тонио.
Его голос прозвучал так слабо, что он не удивился бы, если бы она тут же
осведомилась о его здоровье.
