Беззубый старый лакей спрыгнул на землю, чтобы открыть
дверь. Держа в руках шпагу Тонио, как тот и приказал ему, он последовал за
своей «госпожой» сквозь толпу, провожавшую красавицу сдержанными, но
восхищенными взглядами, до самой двери кофейни, в которую она вошла.
По правую руку от входа, хотя и не у самой стены,
облокотившись о стол, сидел Гвидо. Перед ним стоял нетронутый бокал с вином.
Глаза у маэстро были наполовину прикрыты. Похоже, он очень устал. Его
отяжелевшее лицо выглядело при этом необычайно молодо, как будто изнеможение
ослабило его контроль над собой, а разочарование и беспокойство позволили ему
принять более естественный для него мальчишеский вид.
Он даже не заметил, что рядом с ним поставили скамейку, и не
сразу увидел, как на нее опустилась дама.
Потом вздрогнул и сел прямо. Наверное, первым, что он
увидел, был сиреневый шелк. Тонио, невозмутимый, как кукла, восседал среди
пышных юбок и безмятежно смотрел на улицу.
Воздух был теплым, ласкающим, и, когда тонкая косынка
соскользнула с его грудей, Тонио не стал ее поправлять. На него таращились
отовсюду. Работа кофейни была нарушена. Даже мальчик-официант не знал, то ли
подойти, то ли поклониться, то ли как-то умудриться сделать и то и другое, и
неловко ходил вокруг с подносом в руке. Почувствовав на себе взгляд Гвидо,
Тонио медленно наклонил голову и отвернулся. Поэтому когда он снова поднял
глаза на учителя, то это был взгляд снизу вверх.
Лицо Гвидо удивило его необычным выражением глаз, необычным
изгибом губ. И вдруг внезапная догадка переполнила его блаженством. Гвидо не
понял, кто перед ним! Тогда Тонио взял веер, как учила его старуха, и развернул
его так, словно открывал этим жестом какую-то прекрасную тайну, а потом,
заслонив веером рот, опустил и снова поднял ресницы.
Глава 7
Он был так погружен в свои мысли, что едва ли слышал хоть
что-нибудь из речей Гвидо, из всей той милой болтовни, свойственной маэстро в
те редкие мгновения, когда он бывал чем-то восхищен. Тонио пропускал все это
мимо ушей, лишь иногда вежливо кивая в ответ.
Несмотря на стоящий зной, они наняли открытый экипаж и
совершили прогулку по городу — прелестная синьора и ее влюбленный спутник,
которого она то и дело упрекала в неуемных заигрываниях, но в конце концов
милостиво простила. Они обошли под ручку с полдесятка церквей, и дамочка то и
дело открывала свой зонтик, томно вздыхая от жары. Они пообедали еще засветло
на Виа Кондотти и, совершив обязательную прогулку с одного конца Корсо на
другой, вернулись домой.
Но перед этим зашли к той самой портнихе, синьоре Бьянке, и
предложили ей поработать у них за кулисами на представлениях оперы Гвидо,
которая, как было теперь решено, получит название «Ахиллес на Спросе» и будет
создана по новому либретто популярнейшего Пьетро Метастазио — поэта, стихи
которого так мечтал использовать Гвидо.
— Это будет просто идеально для тебя, — говорил
маэстро. — Мать Ахиллеса хочет удержать его от Троянской войны. Она
посылает его на остров Сирос, переодетым юной девушкой по имени Пирра. Часть
оперы ты будешь изображать Пирру. А затем по ходу сюжета вскроется твоя
подлинная сущность, и ты предстанешь Ахиллесом в золотых доспехах. Как видишь,
ты останешься мужчиной, который играет женщину!
— Да, это здорово! — пробормотал Тонио с улыбкой.
Но он словно витал где-то далеко, лишь время от времени
возвращаясь в настоящее, возможно для того, чтобы вновь погрузиться в приятные
воспоминания о том, как наслаждался своим маскарадом, ловил восхищенные взгляды
мужчин и к тому же испытал смутное мстительное чувство, заслонившее все, что
казалось смешным и жалким и в то же время безрассудным и невинно ребяческим. В
руках у него была та самая роза, что дала ему портниха. В воде она хорошо
сохранилась. Облачась в более удобные рубашку и бриджи, положив ноги на
стульчик, стоявший перед ним, Тониогрубо теребил лепестки розы, пытаясь
раскрыть ее.
— Как видишь, за тобой все время ухаживали, пытаясь понять,
кто ты такой...
— Гвидо, в Сан-Карло сезон уже открывался оперой Сарри,
написанной на тот же сюжет. Мы же вместе смотрели ее, — мягко сказал
Тонио.
— Это так, но ты ведь не обратил особого внимания на
либретто, да? К тому же я существенно меняю ее. А ты должен выкинуть это из
головы. Я знаю, что нужно римлянам. Я уже вдоволь этого насмотрелся. Они хотят
абсолютного следования оригиналу с самыми осторожными нововведениями. Они хотят
ощущения солидности и богатства и того, чтобы все было исполнено без сучка без
задоринки.
«А ведь это вызов, — думал Тонио. — Вот что это
такое». Быть неузнаваемым под прикрытием маскарадной одежды и смотреть, как они
оказываются в дураках, когда бросают на него осторожные взгляды или даже делают
ему откровенные приглашения. «Интересно, где тот поворотный пункт, после
которого я скорее стал виновником низкого подлога, чем его жертвой? Когда
прежнее чувство незащищенности превратилось в ощущение власти?» Этого он
сказать не мог.
* * *
Прошло уже много времени после обеда, когда Гвидо встал с
кресла, стоявшего у окна, чтобы получить доставленное к воротам письмо.
Паоло отправили спать. Тонио дремал с бокалом вина в руке.
— Что это? — сонно спросил он, увидев, что Гвидо
тяжело опустился на свое место и отшвырнул скомканный листок в сторону. Лицо
маэстро было при этом непроницаемым.
— Руджерио нанял еще двоих кастратов. Они должны
появиться одновременно с тобой, — сообщил Гвидо. Он снова встал и застыл,
засунув руки в карманы атласного халата. Похоже, он размышлял. — Могло
быть и... хуже.
— И кто они?
— Один — Рубино, старый певец, большой мастер, но
придерживающийся старого стиля. Римляне раньше его любили. Рубино бояться
совершенно не стоит. Но надо молиться, чтобы он не начал терять голос. —
Гвидо задумался и словно не замечал присутствия Тонио.
— А другой? — не дождавшись продолжения, спросил
Тонио.
— Беттикино, — ответил Гвидо.
— Беттикино! — прошептал Тонио. Этого-то знали
все. — Вместе с Беттикино на одной сцене!
— Вспомни! — резко оборвал его Гвидо. — Я
сказал тебе, что могло быть и хуже. — Но, похоже, он тут же растерял свою
убежденность. Сделал несколько шагов и резко обернулся. — Он холоден. У
него такой надменный вид, и ведет он себя будто король, хотя на самом деле
вылез из грязи, как и все мы... вернее, как некоторые из нас — Он с иронией
глянул на Тонио. — И у него, несомненно, не голос, а целый оркестр.
Говорят, что он дает советы другим певцам, если считает, что это нужно...
