«Никогда. Ты меня забудешь, сны померкнут. Держу пари, что
сам заставлю их померкнуть, своими молитвами. Так я и сделаю».
«Что за благочестивая политика! – сказала я. – И
что даровало тебе такие милости древней Изиды, которая пила кровь и называлась
Источником?»
«Не говори так – это чистейшей воды ложь. Ты же не можешь
быть уверена, что царица в твоем сне – это Изида. Что ты узнала из этих
страшных снов? Сама подумай. Ты узнала, что царица была пленницей богов,
которые пили кровь, что она вынесла им приговор. В них жило зло. Подумай.
Вспомни сон. Ты сочла их порочными, порочными тогда, и порочными же считаешь
сейчас. В храме ты уловила запах зла. Я знаю. Я наблюдал за тобой».
«Да. Но в тебе зла нет, Мариус, – и не пытайся доказать
мне обратное! У тебя тело как мрамор, ты пьешь кровь, но как бог – не от зла!»
Он собирался возразить, но снова остановился. Он искоса
посмотрел в окно. Потом медленно повернул голову и обвел взглядом крышу
перистиля.
«Что – рассвет, – спросила я, – лучи Амон-Ра?»
«Никогда не встречал человека с такой способностью сводить с
ума! – сказал он. – Если бы я на тебе женился, ты быстро бы отправила
меня в могилу. И избавила бы меня от этого».
«От чего „этого“?»
Он подозвал Флавия, который все время держался неподалеку и
все слышал.
«Флавий, я уже ухожу, – сказал он. – Приходится.
Но ты ее охраняй. Когда сгустится ночь, я появлюсь снова, как только смогу.
Если вдруг кто-то опередит меня, какой-нибудь страшный на вид противник, весь в
шрамах, бей мечом в голову. В голову, запомнил? И, конечно, не сомневаюсь, что
твоя госпожа сама сумеет себя защитить».
«Да, господин. Мы должны уезжать из Антиохии?» «Думай что
говоришь, мой верный грек, – сказала я. – Я здесь хозяйка. Мы никуда
не уезжаем».
«Постарайся убедить ее собраться», – попросил Флавия
Мариус и посмотрел на меня.
Наступила долгая пауза. Я поняла, что он читает мои мысли.
Меня пробрала дрожь, как от приближения сна. Я увидела, что его глаза
прояснились. В лице что-то оживилось. Полная ужаса, я стряхнула с себя сон.
Испытывать ужас не по мне.
«Все между собой связано, – пробормотала я, – сны,
храм, то, что ты здесь, то, что они позвали тебя на помощь. Кто ты такой, белый
бог, посланный на землю охотиться за темными убийцами? А царица жива?»
«О, как жаль, что я не такой бог! – сказал он. – Я
стал бы им, если бы мог. В одном я уверен – больше не будут создавать тех, кто
пьет кровь. Пусть кладут цветы на алтарь у базальтовой статуи!»
Я почувствовала такой прилив любви, что неожиданно сама к
нему подбежала.
«Возьми меня с собой, куда бы ты ни шел!»
«Не могу!» – ответил он. Он моргнул, как будто у него
заболели глаза, и не поднимал головы.
«Утренний свет, да? Ты такой же, как они».
«Пандора, когда я приду к тебе, будь готова оставить этот
дом!» – И с этими словами Мариус исчез.
Исчез – и все. Его больше не было ни в моих объятиях, ни в
гостиной, ни в доме.
Я повернулась и медленно побрела по затененной гостиной. Я
оглядела фрески на стенах: счастливые танцующие фигуры, увенчанные цветами и
лаврами, – Бахус со своими нимфами, слишком скромно прикрытыми для такой буйной
компании!
Ко мне обратился Флавий:
«Госпожа, меч, найденный мной среди ваших вещей, – могу
я держать его наготове?»
«Да, и кинжалы в изобилии, и огонь – не забудь огонь. Он
бежит от огня. – Я вздохнула. Откуда я знаю? Знаю. И хватит об
этом. – Но, Флавий, – я обернулась к нему, – до наступления
темноты он не придет. От ночи осталась всего одна полоска. Мы можем оба спать
до тех пор, пока небо не станет фиолетовым. – Я поднесла руку ко
лбу. – Я пытаюсь вспомнить…»
«Что, госпожа?» – спросил Флавий. В сравнении с Мариусом он
отнюдь не проигрывал – просто был другого сложения, но не менее изящного, и с
теплой человеческой кожей.
«Приходил ли когда-нибудь сон днем? Или всегда ночью? Ох, я
засыпаю, они меня зовут. Флавий, поставь мне в ванную светильник. Нет, я иду
спать. Я просто падаю. Ты можешь посторожить?»
«Да, госпожа».
«Смотри, звезды практически погасли. Интересно, Флавий,
каково это – когда тобой восхищаются только по ночам, когда люди живут при
свете ламп и свечей? Когда тебя знают и описывают только в глубокой ночи, когда
все дневные дела завершились?!»
«Я поистине никогда не видел более находчивой
женщины, – сказал он. – Как вы вершили правосудие над обвинявшим вас
человеком!»
Он взял меня за руку, и мы направились к спальне, где я
утром одевалась.
Я его любила. Целая жизнь, полная кризисов, не заставила бы
меня полюбить его сильнее.
«Вы не будете спать в главной кровати, в столовой?»
«Нет, – сказала я. – Она предназначена для
демонстрации семейной жизни, а семейной жизни у меня больше не будет. Я хочу
выкупаться, но засыпаю на ходу».
«Я могу разбудить девушек».
«Нет, в постель. Спальня готова?»
«Да». – Он вел меня за собой. Все еще было довольно
темно. Мне показалось, что я услышала шорох. И поняла, что мне померещилось.
В комнате стояла кровать с маленькой лампой возле нее, а на
кровати лежало мягкое-мягкое гнездо из подушек в восточном стиле. Я упала в
него, как персиянка. И тут же начался сон.
Мы, пьющие кровь, стояли в просторном храме. Должно быть, в
темноте. Мы видели в темноте, как умеют делать это некоторые животные. У нас
была бронзовая кожа – или загорелая, или золотистая. Все мы были мужчинами.
На полу лежала царица и кричала. Белая кожа. Чисто белая. А
длинные волосы – черные. Корона украшена рогами и солнцем! Корона Изиды. Это
богиня! Чтобы удерживать ее на месте, потребовалось по пятеро мужчин с каждой
стороны. Она мотала головой из стороны в сторону, в глазах сиял божественный
огонь.
«Я – ваша царица! Не смейте! – Безупречно белая кожа;
с каждым криком ее голос становился все более отчаянным и
умоляющим. – Великий Озирис, спаси меня от них! Спаси меня от
богохульников! Спаси меня от нечестивцев!»
Жрец рядом со мной усмехнулся.
Царь сидел на троне без движения. Но она молилась не царю.
Она молилась другому Озирису.
«Держите крепче».
Еще двое ухватили ее за лодыжки.
«Пей! – велел мне жрец. – Встань на колени и пей
ее кровь. Более сильной крови, чем у нее, в мире не существует. Пей».
