«А вы здесь с какой целью, госпожа?» – прошептал он.
«Жить в мире и спокойствии, – тихо ответила я. –
Жить в безопасности под надежной охраной Рима».
Теперь я знала, что выиграла битву. Но этого мало, нужно
закрепить победу. Я сделала новый ход.
Я медленно потянулась к кинжалу и медленно вытянула его из
ножен.
Люций сразу отпрыгнул. Он обнажил кинжал и кинулся на меня.
Его встретили удары легата и по меньшей мере двоих солдат.
Он повис на их клинках, истекая кровью, глаза его блуждали,
он было заговорил, но рот заливала кровь. Он широко раскрыл глаза и опять
попытался что-то сказать. Солдаты выдернули кинжалы, и его скрюченное тело
упало на мощеную площадь у лестницы.
Моего брата Люция постигла милосердная смерть. Я взглянула
на него и покачала головой. Легат посмотрел на меня. Я поняла, что наступил
важный момент.
«Скажите, трибун, – спросила я, – что отделяет нас
от длинноволосых варваров-северян? Разве не закон? Письменный закон? Закон
традиций? Не правосудие? Не ответственность мужчин и женщин за свои поступки?»
«Да, госпожа», – ответил он.
«Знаете, – перешла я на почтительный тон, воззрившись
на кипу крови, одежды и плоти, лежавшую на камнях, – я видела нашего
великого императора Цезаря Августа в день его кончины».
«Видели? Правда?»
Я кивнула.
«Когда не осталось сомнений в том, что ему суждено умереть,
мы поспешили к нему с несколькими близкими друзьями. Он надеялся положить конец
слухам, способным вызвать беспорядки в столице. Он послал за зеркалом и расчесал
волосы. Его посадили в постели. А когда мы вошли в его покои, спросил, разве
плохо, по нашему мнению, сыграл он свою роль в комедии жизни.
Его мужество привело меня в восхищение! Но он не остановился
на этой шутке, а произнес театральную реплику, которой заканчивают пьесы: «Если
я принес вам радость, будьте добры, выразите свою благодарность и тепло
попрощайтесь со мной». Я могла бы рассказать еще многое, но…»
«О, прошу вас», – взмолился легат.
«Почему бы и нет? Мне рассказывали, что император как-то отозвался
о Тиберии, своем избранном наследнике, следующим образом:: „Бедный Рим, как
медленно будут жевать его эти сонные челюсти!“»
Легат улыбнулся.
«Но никого больше не было», – едва слышно произнес он.
«Благодарю вас за помощь, трибун. Вы позволите мне достать
из кошелька сумму, достаточную для того, чтобы угостить вас с солдатами хорошим
обедом?..»
«Нет, госпожа, я не допущу, чтобы обо мне или о моих людях
говорили, будто нас подкупили. Что касается покойника… Вам о нем еще что-нибудь
известно?»
«Только то, что его телу самое место в реке».
Солдаты засмеялись.
«Доброй вам ночи, прекрасная дама», – сказал легат.
И я ушла прочь через черную площадь в сопровождении своего
верного одноногого Флавия, окруженная факельщиками.
Только тогда меня охватила дрожь. Только тогда все мое тело
покрылось капельками пота.
Едва мы углубились в непроницаемую тьму небольшого переулка,
я сказала:
«Флавий, распусти факельщиков. Не нужно им знать, куда мы
направляемся».
«Госпожа, но у меня нет фонаря».
«Ночь звездная, луна почти полная. Смотри! К тому же за нами
следуют люди из храма!»
«Да?» – спросил он. Он расплатился с факельщиками, и они
побежали к началу улицы.
«Да. За нами кое-кто наблюдает. К тому же благодаря
освещенным окнам и небесному свету мы прекрасно все увидим – тебе не кажется? Я
устала, я так устала!»
Я пошла вперед, постоянно сдерживая шаг и напоминая себе,
что Флавию за мной не угнаться. Я расплакалась.
«Скажи мне что-нибудь, ты же так разбираешься в
философии, – просила я на ходу, пытаясь хоть как-то остановить
слезы. – Скажи мне, почему злодеи так глупы? Почему среди плохих людей так
много круглых дураков?»
«Госпожа, я думаю, что среди плохих людей и умных
немало, – ответил Флавий. – Но никогда мне не доводилось слышать
такого образца ораторского искусства, будь то из уст человека плохого или
хорошего, как тот, что представили мне сегодня ваши таланты».
«Я в восторге, что ты понял – это было всего лишь искусство.
Риторика. Подумать только, у нас были одни и те же учителя, одна и та же
библиотека, один и тот же отец…»
Голос у меня прервался.
Он осторожно положил мне руку на плечо, и на этот раз я не
приказала ему отойти. Я позволила ему поддержать меня. Мы пошли быстрее.
«Нет, Флавий, – сказала я, – большая часть зла
исходит от круглых дураков, так, по крайней мере, было у меня. По-настоящему
коварный злодей встречается редко. Большая часть бед в мире начинается с людей
неумелых, с тупых и никчемных дураков. С недооценки тех, кто рядом с тобой!
Посмотри, что произошло с Тиберием! Посмотри, что происходит с проклятым
Сеяном! Можно посеять повсюду семена недоверия и заблудиться в выросшем поле…»
«Мы дома, госпожа», – перебил меня он.
«Ох, слава богам, ты знаешь, где он! Я бы его даже не
заметила».
Через несколько секунд он вложил ключ в замок и повернул. В
воздухе стоял устойчивый запах мочи, вполне характерный для переулков древних
городов. Фонарь отбрасывал тусклый луч на деревянную дверь. Свет плясал в
потоке воды, что лился в фонтан из львиного рта.
Флавий несколько раз постучал. Мне показалось, что женщины,
открывающие внутреннюю дверь, плакали.
«О господи, что еще? – спросила я. – Я буквально
засыпаю на ходу. Выясни, что там такое, и разберись».
Я прошла в дом.
«Госпожа! – отчаянно кричала одна из девушек, ее имени
я не помнила. – Я его не впускала! Клянусь, я не отпирала дверь! У меня
даже нет ключа от ворот. Мы готовили для вас дом!»
Она всхлипывала.
«Да о чем ты говоришь?» – спросила я.
Но, не успев даже закончить вопрос, все поняла. Увидела
боковым зрением. Я повернулась и обнаружила, что в моей заново обставленной
гостиной сидит высокий римлянин. Он удобно расположился в позолоченном
деревянном кресле, закинув ногу на ногу.
«Все в порядке, Флавий, – сказала я. – Я его
знаю».
Я его действительно знала. Потому что это был Мариус.
Мариус, высокий кельт. Мариус, очаровавший меня в детстве. Мариус, которого я
почти узнала в погруженном во мрак храме. Он моментально поднялся.
Я застыла в темноте на краю атрия.
