Во дворе храма я встретила нескольких своих подруг и, удобно
устроившись под оливковыми деревьями, получила от них всю информацию,
необходимую для практической жизни, – как найти поставщиков продуктов,
парикмахеров, где купить то или другое и еще великое множество полезных вещей.
Иными словами, мои богатые приятельницы вооружили меня
исчерпывающим набором сведений, благодаря которым я смогу жить в хорошем доме,
не перенаселяя его нежеланными рабами. Мне хватит Флавия и двух девушек.
Отлично. Все остальное можно взять внаем или купить.
Наконец, устав от болтовни, с полной головой имен и адресов,
развеселившись благодаря шуткам и рассказам этих женщин и пребывая в восторге
от той легкости, с какой они говорили по-гречески – этот язык я всегда
любила, – я откинулась на скамье и решила: теперь можно идти домой, теперь
можно начинать.
В храме все еще царило оживление. Я посмотрела на двери. Где
же жрец? Ладно, я вернусь завтра. Мне определенно не хочется сейчас вспоминать
и словно заново переживать сны.
Люди входили и выходили, держа в руках цветы, хлеб,
некоторые – птиц, чтобы выпустить их во имя богини, птиц, вылетающих из высоких
окон ее святилища.
Как же здесь тепло. Сколько цветов сверкает на стене! Я
никогда не думала, что бывают места, равные по красоте Тоскане, но здесь,
наверное, не хуже.
Я вышла из двора и прошла по ступеням на Форум.
Под арками я увидела человека, учившего группу молодых
мальчиков всему, что проповедовал Диоген: нужно отказаться от плоти и ее
наслаждений, нужно жить чистой жизнью, отрекаясь от чувств.
Совсем как описывал Флавий. Но этот человек говорил то, что
думал, и говорил хорошо. Он рассуждал об освобождающем смирении. И этим привлек
мое внимание. Потому что в храме, считала я, на меня снизошло именно оно –
освобождающее смирение.
Слушатели-мальчики были слишком молоды, чтобы это понять. Но
я понимала. Он мне понравился. У него были седые волосы, он носил простую
длинную тунику – никаких показных лохмотьев.
Я сразу же вмешалась. Со смиренной улыбкой я процитировала
ему совет Эпикура – если бы чувства были плохими, нам бы их не даровали. Разве
не так?
«Мы непременно должны во всем себе отказывать? Оглянитесь на
двор храма Изиды, на цветы, растущие на стене! Разве ими нельзя наслаждаться?
Взгляните, какого они неистово красного цвета! Самих по себе этих цветов
достаточно, чтобы избавить человека от печали. Кто скажет, что глаза мудрее рук
или губ?»
Молодежь повернулась ко мне. С несколькими мальчиками я
вступила в дискуссию. Какие они юные, симпатичные! Среди них встречались
длинноволосые вавилоняне и даже высокородные евреи, все – с волосатыми руками и
грудью, и много римлян из колонии, ослепленных моими идеями – во плоти и в вине
можно найти жизненную истину.
«Цветы, звезды, вино, поцелуи любовника – все это,
разумеется, частицы природы», – говорила я. Конечно, меня воспламенил
выход из храма, я только что сняла с себя бремя всех страхов, разрешила все
сомнения. В тот момент я была неуязвима. Мир родился заново.
Учитель по имени Марцелий вышел из-под арки поприветствовать
меня.
«Ах, прекрасная дама, вы меня изумляете, – сказал
он. – Но где вы научились тому, во что верите? У Лукреция? По собственному
опыту? Вы отдаете себе отчет, что нельзя поощрять людей отдаваться чувствам?»
«Разве я сказала, что нужно отдаваться? – спросила
я. – Поддаваться не значит отдаваться. Это значит почитать. Я говорю о
благоразумной, предусмотрительной жизни; я говорю о том, что следует
прислушиваться к мудрости чувств. Я говорю о конечном понимании доброты и
удовольствия. И если вам угодно знать, я не такая уж преданная ученица
Лукреция, как может показаться. Он, видите ли, всегда был для меня суховат. Я
училась приветствовать радости жизни у таких поэтов, как Овидий».
Из толпы мальчиков послышались одобрительные выкрики.
«Я тоже учился у Овидия!» – кричали они один за другим.
«Ну и отлично, но помните не только о своих уроках, но и о
своих манерах», – откликнулась я.
Новые возгласы. Потом юноши принялись выкрикивать строфы из
«Метаморфоз» Овидия.
«Потрясающе, – заявила я. – Сколько вас здесь?
Пятнадцать? Почему бы вам не прийти ко мне на ужин? Через пять вечеров, считая
с сегодняшнего. Все приходите. Мне нужно время, чтобы подготовиться. У меня
очень много книг, я хочу вам их показать. Обещаю, вы увидите, как полезен для
души настоящий пир!»
Мое приглашение было принято с веселым смехом. Я рассказала,
где находится мой дом.
«Я вдова. Мое имя – Пандора. Я приглашаю вас официально, вас
будет ожидать настоящее пиршество. Не надейтесь на выступление танцоров и
танцовщиц – под моей крышей вы их не найдете. Рассчитывайте на вкусную пищу.
Рассчитывайте на стихи. Кто из вас умеет петь поэмы Гомера? По-настоящему петь?
Кто из вас споет их сейчас, по памяти, ради удовольствия?»
Смех, праздничное настроение. Победа! Такое впечатление, что
это умели все и были рады воспользоваться подвернувшейся возможностью.
Кто-то вскользь упомянул о другой римлянке, которая умрет от
ревности, узнав, что в Антиохии у нее появилась конкурентка.
«Чепуха, – ответил ему другой мальчик, – у нее и
так к столу не пробиться. Госпожа, можно я поцелую вам руку?»
«Вы должны рассказать мне о ней, – сказала я. – Я
буду ей рада. Я хочу с ней познакомиться, узнать, чему у нее можно научиться».
Учитель улыбался. Я дала ему немного денег.
Смеркалось. Я вздохнула. В преддверии ночной тьмы появлялись
вечерние звезды.
Я приняла целомудренные поцелуи мальчиков и подтвердила, что
устрою пир.
Но что-то изменилось. Причем так быстро, что я и глазом
моргнуть не успела. А, подведенные глаза… Нет. Может быть, дело просто в
устрашающем наступлении ночи?
Я вздрогнула.
«Это я тебя вызвала».
Кто произнес эти слова?
«Осторожно, тебя могут у меня похитить, а я этого не
потерплю».
Я онемела.
Я тепло сжала руку учителя. Он говорил об умеренности в
образе жизни.
«Посмотрите на мою простую тунику, – сказал он. –
У этих мальчиков столько денег, что они могут навлечь на себя гибель».
Мальчики запротестовали.
Но до меня с трудом доходили их речи. Я прислушалась. Мой
взгляд блуждал по сторонам. Откуда исходил этот голос? Кто произнес эти слова?
Кто меня вызвал? Кто попытается меня похитить?
