Конечно, ты сам убил троих людей. А этот недостойный
подонок, этот сумасшедший, который заявляет, что держит в заключении богиню,
убил Эрона».
Они выезжали из маленькой деревушки, уже почти исчезнувшей в
сгущающихся тенях. Каким нежным, ухоженным, мирным выглядел окружающий пейзаж.
В другое время он попросил бы остановиться, чтобы пройти пешком вдоль дороги и
полюбоваться чудесными видами.
Обернувшись, он с удивлением заметил, что Роуан наблюдает за
ним. Ее поза – она сидела боком, положив ноги на сиденье прямо позади
него, – как нельзя лучше подходила для такого занятия. Разумеется, ее
полуобнаженные ноги выглядели бы великолепно, но увы… Она так низко натянула
юбку, что виднелась всего лишь часть бедра, обтянутого модным сверкающим
нейлоном.
Он провел рукой вдоль старой кожаной обшивки и положил
ладонь на плечо Роуан. Она не возразила против такого жеста и лишь спокойно
взглянула на Майкла огромными таинственными серыми глазами, одарив его чем-то
гораздо более интимным, чем простая улыбка.
Майкл избегал ее все то время, пока они находились в
деревне, но теперь удивлялся своему поведению. Почему? Действуя импульсивно, он
решил сделать что-нибудь грубое, вульгарное.
Он наклонился, дотянувшись рукой до ее затылка, и быстро
поцеловал жену, после чего снова откинулся на сиденье. Она могла избежать
этого, но не уклонилась. И когда ее губы прикоснулись к нему, он ощутил
мгновенную острую боль, а затем жар, который становился все интенсивнее…
«Люблю тебя! Боже милостивый, дай мне возможность испытать
это еще раз!» – пронеслось у него в голове.
Он откинулся назад, глядя через ветровое стекло, наблюдая,
как сгущается тьма на небе, которое быстро утрачивало последнее фарфоровое
свечение, потом склонил голову набок и закрыл глаза.
Ничто не могло остановить Роуан от безумной влюбленности в
это создание, которое не станет больше требовать от нее чудовищных
детей, – ничто, кроме брачных клятв и ее воли.
Но Майкл не был уверен в надежности этих аргументов.
Возможно, к нему никогда больше не вернется эта уверенность.
Через двадцать минут стало темно. Свет фар с трудом
пробивался сквозь тьму, и невозможно было определить, по какой именно
автостраде мчится сейчас машина.
Наконец Гордон заговорил… Следующий поворот направо и потом,
практически сразу же следом за ним, – поворот налево.
Машина свернула в лесную чащу, в гущу темных высоких
зарослей – кажется, там были березы, и дубы, и даже несколько цветущих фруктовых
деревьев: он не мог разглядеть их четко. Попадавшие под свет фар цветы отливали
розовым.
Вторая дорога была грунтовая. Деревья встречались все чаще.
Быть может, то были остатки какого-то древнего леса, нечто вроде огромных
густых массивов, когда-то плотно заселенных друидами. Такие леса в древности
занимали половину Англии и Шотландию, а возможно, и всю Европу – леса, через
которые прорубался Юлий Цезарь, ведомый безжалостной убежденностью, что боги
его врагов должны или бежать от него, или погибнуть.
Луна светила ярко. Майкл увидел маленький мостик, а за ним
оказался еще один поворот – и они подъехали к берегу маленького тихого озера.
Далеко за водной гладью возвышалась башня, которой, возможно, владели еще
норманны. Вид был настолько романтический, что, несомненно, поэты прошлого
столетия сошли бы с ума от восторга, окажись они в этом месте, подумал он.
Возможно, они даже сами и возвели эту башню, и она была одной из тех прекрасных
подделок, которые попадаются повсюду, так как недавно возродившаяся любовь к
готике повсеместно преобразила архитектуру и стиль.
По мере того как они, постепенно объезжая вокруг озера,
приближались к башне, Майкл получил возможность осмотреть ее с более близкого
расстояния. Это была круглая норманнская башня, довольно большая, возможно в
три этажа, заканчивающаяся парапетной стенкой с бойницами. Окна были освещены.
Нижнюю часть здания окружали деревья.
Да, это была именно норманнская башня. Он много повидал
таких в студенческие годы, странствуя по туристским дорогам Англии. Возможно,
во время каких-нибудь каникул, подробностей которых теперь уже не мог
вспомнить, он видел даже именно эту башню.
Нет, вряд ли. Озеро, гигантское дерево слева – все это
выглядело почти совершенно. Теперь он смог разглядеть фундамент большего здания,
возвышающегося над рухнувшими под воздействием дождей и ветров обломками.
Несомненно, дальнейшее разрушение здания завершили спутанные заросли дикого
плюща.
Они проехали сквозь густую поросль молодых дубов, потеряли
из виду башню, но затем выехали к ней снова – и вдруг оказались рядом. Майкл
разглядел пару машин, стоящих перед ней, и две крошечные электрические лампочки
по обе стороны громадных ворот.
Все очень цивилизованно, вполне пригодно для жилья. И как
великолепно все сохранилось, без единой современной детали! Плющ обвивался
вокруг мортир-камнеметов, поднимался над незатейливыми арочными дверными
проемами.
Никто не проронил ни слова.
Водитель остановил машину на маленькой, покрытой гравием
площадке. Майкл сразу вышел и огляделся. Он увидел пышно заросший английский
сад, разбитый в направлении озера и в глубину леса. Берега, покрытые только что
распустившимися цветами. Их скромные краски были ему знакомы. С наступлением
темноты венчики цветов сомкнули лепестки, и кто знает, какая красота может открыться
глазу, когда взойдет солнце.
Собираются ли они оставаться здесь после восхода солнца?
Огромная лиственница стояла между ними и башней – дерево, несомненно старейшее
из всех, какие когда-либо видел Майкл.
Майкл подошел к почтенному стволу, сознавая, что удаляется
от жены, но не в силах поступить иначе.
И когда он наконец встал под огромный шатер из раскинувшихся
ветвей дерева и взглянул вверх, на фасад башни, то увидел одинокую фигуру в
третьем окне. Маленькая голова и узкие плечи. Какая-то женщина. Волосы не то
распущены, не то покрыты легкой вуалью – он не был уверен.
На миг вся сцена поразила его: призрачные облака, свет луны
высоко в небе, башня во всем ее своеобразном грубом великолепии…
Майкл слышал шорох шагов своих спутников, но не отступил в
сторону – он вообще не сдвинулся с места. Он хотел оставаться здесь как можно
дольше и видеть все это: спокойное озеро справа от себя, воду, обрамленную
изящными фруктовыми деревьями с бледными, трепещущими цветами. Почти наверняка
японская вишня – то же дерево, которое весной цвело в Беркли, в Калифорнии, и
от которого иногда сам воздух на маленьких улочках казался розовым.
