Эш вел себя с почти детской простотой, но она не была
чрезмерной. Каков же результат? Этот человек неким образом казался ангельским
существом, бесконечно мудрым и терпимым, но притом, несомненно, решительным и
твердым и, разумеется, вполне способным убить Стюарта Гордона, точно так, как
он это сказал.
Разумеется, Майкл даже не пытался определить возраст этого
создания. Было весьма трудно стараться не думать о нем как о человеке, просто
отличающемся от других, непостижимо странном. Конечно, Майкл знал, что человеком
он не был. Он знал это по сотням мелких деталей: по размеру суставов пальцев,
по удивительным глазам, которые непонятным образом то и дело расширялись,
создавая впечатление переполняющего его благоговения, а более всего прочего,
возможно, из-за совершенства его рта и зубов. Рот мягкий, как у ребенка, что
невероятно для человека с такой кожей или, по крайней мере, весьма
маловероятно, а ослепительно белые зубы, словно сверкающая реклама.
Майкл ни на миг не поверил в древность происхождения этого
создания, как и в то, что это был великий святой Эшлер из доннелейтских легенд,
древний король, который перешел в христианство в последние дни существования
Римской империи в Британии и отправил свою языческую супругу Джанет на костер.
Но он поверил в мрачную легенду, поведанную ему Джулиеном, и
это создание, конечно же, принадлежало к Эшлерам, оно было одним из
могущественных Талтосов из долины, того же рода, как тот, которого зарезал
Майкл.
По этому поводу не было никаких сомнений.
Он испытал слишком многое, чтобы усомниться. Он не мог
поверить только тому, что этот высокий, красивый человек был старым святым
Эшлером. Возможно, ему просто не хотелось, чтобы так было, по вполне достойным
соображениям, имевшим смысл внутри искусно выработанной системы взглядов, с
которыми теперь он полностью соглашался.
«Да, теперь ты живешь с целой серией совершенно новых
реальностей, – думал он. – Быть может, именно поэтому воспринимаешь
все с полным спокойствием. Ты видишь призрака; ты вслушиваешься в его слова, ты
сознаешь, что он был здесь, он рассказывал тебе о вещах, которые ты никогда не
сумеешь создать или вообразить. И ты видел Лэшера и слышал его бесконечные
жалобы в поисках сочувствия, и это было так же полностью невообразимым для
тебя, наполненным новой информацией и странными подробностями, о которых ты до
сих пор вспоминаешь в замешательстве теперь, когда страдания, которые ты
испытывал, когда Лэшер говорил об этом, закончились и Лэшер лежит похороненный
под деревом.
Ох да, не забудь о погребении тела, о голове, помещенной в
яму, вырытую рядом, а затем о находке того изумруда: как ты поднял его во тьме
и держал, пока обезглавленное тело лежало на влажной траве, приготовленное к
тому, чтобы его закрыли землей».
Возможно, человек способен привыкнуть к чему угодно, размышлял
он. И задавался вопросом, не это ли именно произошло со Стюартом Гордоном. Он
не сомневался в виновности Стюарта Гордона, в его ужасающей и непростительной
виновности во всем случившемся. Юрий также в этом не сомневался. Но как этот
человек смог предать ценности всей своей жизни?
Майкл должен был признать, что и он сам всегда был подвержен
влиянию истинно кельтской мрачности и таинственности. Сама его любовь к
Рождеству произросла из корней некой иррациональной приверженности ритуалам,
возникшим на этих островах. И миниатюрные рождественские украшения, столь
любовно хранимые им в течение долгих лет, были неким образом символами древних
кельтских богов и объектами языческих таинств.
Любовь к домам, им восстановленным, возвращала его к
временам, столь близким к этой атмосфере древних таинств и старых замыслов, и к
дремлющему познанию, которое еще можно обрести в Америке.
Он сознавал, что в некотором смысле понимает Гордона. И
очень скоро личность Тессы сможет объяснить все жертвы и ужасные ошибки старого
ученого.
Как бы то ни было, Майкл пережил столько разных событий, что
его спокойствие теперь было просто неизбежным.
«Да, ты прошел сквозь все подобные события и привык к ним,
ты изношен этими переживаниями, а теперь стоишь здесь, у сельского паба, в этой
крошечной, живописной, похожей на картинку с почтовой марки деревушке, с
покатой, сбегающей вниз улочкой, и думаешь обо всем этом, не испытывая никаких
эмоций от присутствия рядом нечеловеческого существа, которое обладает отнюдь
не меньшим интеллектом, чем любое божие создание. Вскоре это существо встретит
женщину того же вида, и произойдет событие столь огромного значения, что лучше
бы не иметь к нему никакого отношения – разве только из уважения к человеку,
который, по-видимому, должен умереть.
Тяжелое испытание – в течение часа ехать в машине рядом с
человеком, который, как предполагается, должен умереть».
Майкл докурил сигарету. Юрий как раз выходил из паба. Они
были готовы продолжить путь.
– Ты успел дозвониться до Обители? – быстро
спросил Майкл.
– Да, и даже успел поговорить с несколькими людьми. Я
сделал четыре телефонных звонка. Если эти четверо – мои давние и самые близкие
друзья – участвуют в заговоре, то я в полном отчаянии.
Майкл сжал худое плечо Юрия и последовал за ним к машине.
Другие мысли завладели им, и теперь он будет думать о Роуан
и ее реакции в отношении Талтоса не больше, чем за всю дорогу до этого, когда
глубокое инстинктивное чувство собственности чуть не заставило его потребовать,
чтобы остановили машину и Юрий перебрался вперед, а он смог бы сесть рядом с
женой.
Нет, он вовсе не собирался поддаваться слабости. Он не мог
никаким образом узнать, что думает или чувствует Роуан, когда смотрит на это
странное создание. Да, возможно, он колдун, судя по генетическому коду, а
возможно, и по некоторым наследственным особенностям, о которых сам не имел ни
малейшего представления. Но он не умел читать чужие мысли. С первого же момента
их встречи с Эшлером Майкл сознавал, что Роуан, вероятно, сможет вступить в
интимные отношения с этим странным созданием, так как теперь уже не может иметь
детей и не будет страдать от ужасных кровотечений, которые привели к смерти
одну за другой женщин семьи Мэйфейр, ставших жертвами Лэшера.
Что касается Эша… Если он и вожделел к Роуан, то хранил это
чувство в тайне, как полагается джентльмену. А теперь это создание устремилось
в погоню за самкой своего вида, которая, возможно, является последней
женщиной-Талтос во всем мире.
«Необходимо принять решение, – думал он, садясь на
пассажирское сиденье и захлопывая дверцу машины. – Ты собираешься быть
безучастным зрителем и позволить этому великану убить Стюарта Гордона? Ты
великолепно знаешь, что не сможешь это позволить. Ты не способен хладнокровно
наблюдать, как кого-то убивают. Это немыслимо. Единственный раз, когда ты стал
свидетелем убийства, все произошло слишком быстро: курок щелкнул, и ты даже не
успел перевести дыхание.
