В первой из официальных гостиных сидела Джоан Кросс,
окруженная неизвестными Марклину лицами. Все они были увлечены серьезными разговорами.
Стюарта нигде не было.
– Видишь? – сказал Томми, шепча ему на ухо. –
Они поступают так, как ведут себя обычно после того, как кто-нибудь умирает:
собираются вместе, толпятся, разговаривают, словно присутствуют на званом
вечере. Значит, и мы должны вести себя точно так же. Это будет выглядеть вполне
естественно. Ты понимаешь?
Марклин кивнул, но ему это совсем не нравилось. Он оглянулся
вокруг, пытаясь отыскать дверь, но, очевидно, она была заперта, и, кроме того,
толпа не давала возможности разглядеть хоть что-нибудь в зале. Он не смог
ничего увидеть. Кроме всего, его поразило как некая особенность то
обстоятельство, что здесь скопилось так много иностранцев, и ему захотелось
поделиться этим своим впечатлением с Томми. Но Томми вблизи не оказалось.
Томми разговаривал с Элверой, кивая ей, в то время как она
что-то ему объясняла. Элвера была, как всегда, неряшливо одета: темные седеющие
волосы закручены в пучок у основания шеи, очки, лишенные оправы, свисали с
носа. Рядом с ней стоял Энцо – этот неприятный итальянец. Куда, черт подери,
пропал его близнец?
Как жутко, должно быть, проводить всю жизнь в таком месте,
подумал Марклин. Осмелится ли он спросить о Стюарте? Определенно он не станет
расспрашивать о Юрии, ибо, конечно, знает все и сам. Анслинг и Перри рассказали
ему о звонке Юрия. О боже, что ему теперь делать? И где сами Анслинг и Перри?
Галтон Пенн, еще один из новичков, проталкивался сквозь
толпу к Марклину.
– Эй, Марк, что ты думаешь обо всем этом?
– Ну, я вообще не знаю, о чем эти люди здесь толкуют, –
сказал Марклин, – впрочем, я особенно и не вслушивался.
– Давай поговорим об этом теперь, прежде чем они
запретят все разговоры на эту тему. Ты знаешь орден. У них нет ни малейшего
представления о том, кто убийца Маркуса. Ни единого следа. Знаешь, что мы все
думаем? Здесь есть нечто такое, о чем бы им очень не хотелось ставить нас в
известность.
– Например?
– Это была какая-то сверхъестественная организация – а
что же другое? Элвера видела нечто такое, что привело ее в ужас. Определенно
что-то случилось. Знаешь, Марк, я весьма сожалею о Маркусе и все такое прочее,
но это самое увлекательное событие, случившееся здесь после того, как я был
принят.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил
Марк. – Ты не видел здесь Стюарта, не попадался он тебе?
– Нет, я вообще его не видел после сегодняшнего утра,
когда он отклонил предложение занять пост Верховного главы. Ты был здесь, когда
это произошло?
– Нет. То есть да, – сказал Марк. – Хотелось
бы выяснить, вышел ли он после этого или остался здесь.
Галтон покачал головой.
– Ты проголодался? Я ужасно голоден. Давай найдем
что-нибудь пожевать.
Это должно быть трудно, весьма трудно. Но если люди, которые
будут задавать ему вопросы, окажутся такими же жизнерадостными идиотами, как
Галтон, он справится с этой ситуацией без труда, просто великолепно.
Глава 16
Они были в пути уже более часа. Стало почти темно, небо
затянули серебристые облака, и огромные холмистые пространства, казалось,
дремали, как и зеленеющие фермерские земли с аккуратно нарезанными участками,
образовавшие пейзаж, будто накрытый громадным лоскутным одеялом.
Они передохнули, остановившись в небольшой низине возле
деревушки, состоявшей всего из одной улицы, с несколькими черно-белыми
деревянно-кирпичными домами и маленьким заросшим кладбищем. Паб выглядел более
чем просто гостеприимным. В нем даже была обычная для таких заведений мишень
для метания дротиков. Двое мужчин метали дротики, а запах пива был
восхитителен. Но сейчас неподходящий момент для отдыха и пива, решил Майкл. Он
отошел в сторону, зажег свежую сигарету и с тихим восхищением наблюдал, как Эш
с учтивой любезностью препровождает своего пленника в паб, а затем к туалету.
Юрий стоял в телефонной будке через улицу и, очевидно
соединившись с Обителью, торопливо говорил что-то, а Роуан застыла возле него,
скрестив руки на груди, глядя в небо или на что-то в небе – Майкл не смог бы
сказать уверенно. Юрий снова пребывал в подавленном состоянии и нервно
жестикулировал правой рукой, держа телефонную трубку в левой, то и дело кивая.
Было ясно, что Роуан внимательно его слушает.
Майкл прислонился к оштукатуренной стене и спокойно курил,
глубоко затягиваясь сигаретным дымом. Его всегда поражало, как безмерно
утомительно это занятие: езда в автомобиле.
И нынешнее путешествие при всей его изматывающей
неопределенности ненамного отличалось от обычного, и теперь, когда темнота
окутала прелестную сельскую местность, он ощущал все сильнее одолевающую его
сонливость, равнодушие к тому, что их ожидает.
Когда Эш и его пленник вышли из паба, Гордон выглядел
недовольным и весьма расстроенным. Но, очевидно, оказался неспособным
обратиться за помощью или просто не осмелился.
Юрий повесил телефонную трубку. Теперь настал его черед
исчезнуть в пабе; он все еще был обеспокоен, если не сказать – очень
взволнован. Роуан внимательно наблюдала за ним в течение всей поездки, за
исключением моментов, когда ее внимание приковывал Эш. Майкл наблюдал, как Эш
вернул Гордона на заднее сиденье. Он и не пытался скрывать, что смотрит на них.
Это казалось ему излишне обременительным занятием. В отношении высокого
человека можно было убедиться в следующем: вопреки утверждению Юрия, его ни в
коем случае нельзя назвать отвратительной личностью. В нем была красота, и
довольно эффектная… Но отвращение? Майкл его не ощущал. Он видел только изящную
фигуру, легкие, ловкие движения, что указывало как на постоянную
настороженность, так и на силу. Этот человек обладал поразительной реакцией. Он
доказал это, когда Гордон Стюарт потянулся к дверному замку во время остановки
на перекрестке примерно полчаса назад. Его мягкие черные волосы слишком явно
напоминали Майклу Лэшера: слишком мягкие, слишком шелковистые, слишком густые.
Майкл не мог с уверенностью определить, в чем еще заключается сходство. Белые
пряди в волосах придавали нечто похожее на сияние всему облику Эша. Кости лица
были слишком крупны, чтобы казаться женственными в привычном значении этого
слова, но лицо было изящным; длинный нос, возможно, искупал то, что глаза были
слишком велики и широко отстояли друг от друга. Кожа свидетельствовала о зрелом
возрасте и не казалась нежной, как у младенца. Но подлинное обаяние придавала
Эшу совокупность голоса и глаз. Его голос мог склонить к чему угодно, думал
Майкл, а глаза придавали еще большую убедительность каждому слову.
