Никто не смог ответить на эти вопросы, так как никто не знал
в то время, что Роуан была беременна. Выглядела ли Роуан беременной? Роуан
должна была помнить хронологию тех событий. Роуан может прояснить все и
избавить ее от этих глупых страхов. И разумеется, была и вторая беременность –
та, о которой не знал никто, кроме Роуан, Майкла и Моны. Осмелится ли она
спросить Роуан об этой второй…
Глупые страхи. Мона откинулась на спинку стула и положила
руку на живот. Она не стала ощупывать маленький твердый комочек, на который
обратила ее внимание доктор Залтер, а просто слегка обняла живот руками и
поняла, что он стал явно больше, чем раньше.
– Мой ребенок, – прошептала она и закрыла
глаза. – Джулиен, помоги мне, пожалуйста.
Но не услышала ответа на свой призыв. Все это было в
прошлом.
Ей захотелось поговорить со Старухой Эвелин, но Старуха
Эвелин все еще не оправилась после удара. В комнате в доме на Амелия-стрит ее
окружали сиделки и медицинское оборудование. Возможно, она даже вообще не
сознает, что ее перевезли из больницы домой. Это было бы чистым безумием –
сидеть и раскрывать свою душу Старухе Эвелин, а потом убедиться, что та не
поняла ни одного слова из того, что ей рассказали.
«Никого, нет никого. Гиффорд!»
Мона подошла к окну, которое так загадочно оказалось
открытым в тот день. Возможно, его открыл Лэшер – она никогда этого не узнает.
Мона вглядывалась сквозь зеленые деревянные ставни. Охранники на углу. Охранник
наискосок, на другой стороне улицы.
Она оставила библиотеку, медленно двигаясь, впадая в
какой-то неясный, щемящий ритм, не представляя, где находится, хотя отчетливо
видела все, мимо чего проходила. Мона вошла в сад, он показался ей
восхитительно зеленым и окружил ее со всех сторон – с молодой порослью азалий,
почти готовых распуститься, тигровыми лилиями, усыпанными бутонами, и индийской
сиренью с массой мелких молодых листьев, отчего кусты казались огромными и
густыми.
Все участки, опустошенные зимой, заполонила молодая зелень. Тепло
освободило все, и даже воздух вздохнул с облегчением.
Она стояла у садовой калитки, глядя на дуб Дейрдре и на
стол, за которым сидела Роуан: здесь зеленела молодая трава, более яркая и
по-настоящему зеленая, не как в других местах.
– Гиффорд, – прошептала она. – Тетя
Гиффорд, – но знала, что на самом деле не хочет услышать ответ призрака.
На самом деле она боялась откровения, отчетливого видения,
не хотела признавать стоящую перед ней ужасную дилемму. Она снова приложила
руку к животу и просто стояла, разгоряченная, напряженная.
– Призраки скрылись, – вслух произнесла она и
осознала, что говорит не только с собой, но и со своим ребенком. – С этим
покончено. Мы не будем искать защиты у них – ни ты, ни я. Нет, никогда. Они
отправились в дальние края, чтобы убить дракона, и, как только это свершится,
будущее – твое и мое – станет принадлежать нам. И ты никогда даже не узнаешь
всего, что случилось раньше, пока не станешь взрослым и очень умным. Я бы
хотела знать, кто ты – мальчик или девочка. Хотелось бы знать цвет твоих волос,
если они у тебя есть. Я должна буду дать тебе имя. Да, имя.
Она прервала этот краткий монолог.
И вдруг почувствовала, что кто-то пытается с ней заговорить:
кто-то стоящий совсем близко прошептал ей что-то – какой-то маленький отрывок предложения
– и исчез, а она не смогла уловить смысл сказанного. Она даже повернулась
вокруг, внезапно испугавшись. Но, разумеется, поблизости не было ни души.
Охранники держались в отдалении. Таковы были полученные ими инструкции, если
только не прозвучит сигнал тревоги из дома.
Она прислонилась к железному столбу ограды. Обвела глазами
траву и толстые чернеющие ветки дубов. Новая листва прорывалась сверкающими
ярко-зелеными листиками Старые листья выглядели пропыленными и темными,
готовыми окончательно высохнуть и наконец отвалиться совсем. В Новом Орлеане
дубы, слава богу, никогда не оголялись полностью, а по весне возрождались
заново.
Она повернулась и поглядела направо, на самую границу их
собственности. Мелькнула синяя рубашка за передней оградой. Тишина была столь
глубокой, что подобной она никогда не ощущала прежде. Возможно, даже Эухения
ушла на похороны Эрона. Мона надеялась на это.
– Ни призраков, ни духов, – сказала она. – Ни
шепота от тети Гиффорд.
А разве ей действительно хотелось услышать сейчас что-нибудь
подобное? Внезапно, впервые за всю свою жизнь, Мона не была полностью уверена.
Сама возможность существования привидений и духов привела ее в замешательство.
«Должно быть, это ребенок, – подумала она, – одна
из тех таинственных перемен, которые происходят с тобой даже так рано и
приводят тебя к малоподвижному бездумному существованию». Духи теперь ничего не
значили. Ребенок поглотил все остальное. Прошлой ночью в своих новых книгах о
беременности она прочитала о множестве физических и умственных изменений, и ей
еще предстояло прочесть не менее в будущем.
Ветерок прокрался сквозь кустарник, срывая слабые лепестки,
листочки и соцветия здесь и там, – и они скатывались на землю, за
пурпурные флажки, а затем исчезали в небытие. Теплый воздух медленно поднимался
от земли.
Мона повернулась и пошла обратно сквозь опустевший дом в
библиотеку.
Она села за компьютер и начала писать:
«Ты не была бы человеческим существом, если бы не
поддавалась этим сомнениям и подозрениям. Как можно не задумываться над тем,
родится ли твой ребенок нормальным и окажется ли его организм способным к
выживанию. Ты же не безмозглый инкубатор. Твой мозг, хотя в него и устремились
новые химические вещества и целый букет новых химических соединений, все равно
остается твоим собственным мозгом. Рассмотри эти факты.
Аэшер направлял ранние нарушения с самого начала. Без
вмешательства Аэшера Роуан могла бы иметь совершенно здорового и прекрасного…»
Она остановилась. Что это означает – «вмешательство Лэшера»?
Зазвонил телефон, и это обстоятельство ее удивило и даже
несколько насторожило. Она поспешно потянулась к трубке, не желая, чтобы
аппарат зазвонил снова.
– У телефона Мона. Говорите, – сказала она.
На другом конце послышался смех.
– Ну и ответ, малышка!
– Майкл! Слава богу, я беременна. Доктор Залтер
говорит, что в этом не может быть сомнения.
Она услышала, как он вздохнул.
– Мы любим тебя, дорогая.
– Где вы находитесь?
