– Нам всем не по себе, можете поверить, Стюарт. –
Марклин смотрел вниз, на город, и сознавал, что двое других наблюдают за
ним. – Объединившись вместе, мы создадим некую новую личность, которую,
вероятно, никто из нас не знает достаточно хорошо, некое четвертое реальное
существо, которому мы должны дать имя, так как оно значит более, чем наши
объединенные «я». Возможно, нам придется научиться контролировать его. Но
уничтожить его теперь? Нет, мы не имеем права. Если мы так поступим, то
предадим друг друга. Трудно смотреть правде в глаза, но смерть Эрона не имеет
никакого значения.
Он разыгрывал свою последнюю карту, выкладывал глубочайшие
мысли, и самое трудное заключалось в том, что приходилось говорить здесь, на
пронизывающем ветру, и без всякого предварительного обдумывания, – им
руководил сейчас только инстинкт. Наконец он поглядел на них – на своего
учителя и на ближайшего друга – и понял, что произвел впечатление на обоих,
возможно даже большее, чем рассчитывал.
– Да, и это четвертое реальное существо, как ты назвал
его, как раз и убило моего друга, – спокойно произнес Стюарт. – В
этом ты прав. И мы знаем, что могущество и будущие возможности этого четвертого
существа невообразимы.
– Да, именно так, – невозмутимо пробормотал Томми.
– Но гибель Эрона – ужасная трагедия! Вы не должны
никогда, вы, оба, слышите, никогда говорить о ней как о чем-то несущественном…
Будь то со мной или с кем-либо другим.
– Согласны, – сказал Томми.
– Мой безвинно погибший друг… – проговорил
Стюарт. – Ведь он хотел только помочь семье Мэйфейр.
– В Таламаске нет ни одного истинно невиновного, –
заявил Томми.
Стюарт напрягся, разъяренный, но не нашелся что ответить,
застигнутый врасплох таким простым утверждением.
– Что ты подразумеваешь под этими словами?
– Я имею в виду то обстоятельство, что любой овладевший
знаниями человек не может не измениться. Как только узнает что-то, он сразу
начинает действовать в соответствии с этими познаниями либо для того, чтобы
скрыть их от остальных, либо чтобы поделиться этим с другими. Эрон понимал это.
Таламаска порочна по своей природе: это цена, которую она платит за свои
библиотеки, каталоги и компьютерные файлы. Не кажется ли вам, что они подобны
Богу, который знает, что одни его создания будут страдать, а другие одержат
триумфальные победы, но притом скрывает от них свои знания? Таламаска – большее
зло, чем Вседержитель, так как она не создает ничего.
Воистину так, подумал Марклин, однако не решился высказать
это вслух при Стюарте, опасаясь реакции старого учителя.
– Возможно, ты прав, – едва слышно произнес
Стюарт.
Он говорил как побежденный или доведенный до полного
отчаяния человек в поисках какой-либо приемлемой точки зрения.
– Это выхолощенное духовенство, – сказал Томми
голосом, абсолютно лишенным каких-либо эмоций, и одним пальцем поправил очки с
толстыми стеклами. – Алтари пусты, статуи хранятся в запасниках. Ученики
учатся только ради самого процесса обучения.
– Замолчи!
– Тогда позвольте мне сказать о нас: мы не выхолощенные
исследователи, и мы увидим, как возникнет священный союз, услышим голоса
памяти.
– Да, – подтвердил Марклин, не способный говорить
таким же бесстрастным голосом, – да, теперь мы настоящие
священнослужители! Посредники между землей и силами неведомого. Мы обладаем
словом и могуществом.
И снова наступила тишина.
Удастся ли Марклину когда-нибудь увести их с этого холма? Он
победил. Они снова были вместе, и он мечтал опять оказаться в тепле и уюте
«Джорджа и Пилигримов». Он мечтал о супе и эле, о свете. Мечтал отпраздновать
свою победу. Он снова был чрезвычайно взволнован.
– А Тесса? – спросил Томми. – Как она себя
чувствует?
– Так же, – ответил Стюарт.
– Известно ли ей, что мужчина-Талтос мертв?
– Она никогда не знала о его существовании, –
ответил Стюарт.
– Ах вот как.
– Пойдемте, учитель, – сказал Марклин. –
Спустимся вниз, к гостинице.
– Да, – подхватил Томми, – мы все слишком
замерзли, чтобы продолжать разговор.
Они начали спускаться. Марклин и Томми помогали Стюарту
передвигаться по скользкой грязи. Добравшись до машины Стюарта, они предпочли
воспользоваться ею вместо длинной пешей прогулки.
– Вот, возьмите. – Стюарт передал ключи от машины
Марклину. – А я должен, как всегда, посетить Святой источник перед уходом.
– С какой целью? – спросил Марклин, пытаясь
говорить спокойно, с уважением и любовью, которые питал к учителю. – Вы
желаете ополоснуть руки в Святом источнике, чтобы смыть с них кровь? Вода и без
того кровавая, учитель.
Стюарт горестно рассмеялся.
– Ах, но ведь это кровь Христа, не так ли?
– Это кровь кающихся грешников, – сказал
Марклин. – Мы отправимся к Святому источнику после обеда, но еще до
темноты. Обещаю вам это.
Они поехали вниз с холма – все вместе.
Глава 8
Майкл сказал Клему, что хочет выехать через передние ворота.
Он вынес на улицу небольшие плоские чемоданы. Их было всего два – один с вещами
Роуан, другой – с его собственными. Они уезжали не на отдых, и им не
требовались дорожные сундуки и складные саквояжи для платьев. Майкл заглянул в
свой дневник, прежде чем закрыть его. Это было пространное изложение его
философской системы, написанное ночью, во время празднования Марди-Гра, еще до
того, как он не смог бы даже представить себе, что позже его разбудят жалобные
звуки граммофонной пластинки и пред ним предстанет видение Моны в виде
танцующей нимфы в белом ночном халате. Бант в волосах, благоухание теплого
хлеба, свежего молока и земляники.
Нет, сейчас нельзя думать о Моне, надо ждать телефонного
звонка из Лондона.
Кроме того, в дневнике был отрывок, который ему хотелось
перечитать:
«Я полагаю – и я верю в это, – что в конечном счете мир
в душе можно обрести даже перед лицом ошеломляющего ужаса и тяжелейших потерь.
Его можно обрести, если верить в перемены, в волю и в случай. Веря в самих себя
перед лицом превратностей судьбы, в трудных обстоятельствах мы чаще поступаем
правильно, нежели проявляем малодушие».
