– Хочешь найти причину, чтобы избавиться от него?
– Нет, ничего подобного. Ничто на земле не заставит
меня от него избавиться.
– Ты уверена?
– Насколько я должна быть уверена? – спросила
Мона. – Роуан, у нас католическая семья. Мы не убиваем детей в утробе. И я
не собираюсь убивать своего ребенка – независимо от того, кем был его отец. А
если им был Майкл, то у всех будет еще больше причин радоваться, потому что
Майкл – член семьи! Вы действительно знаете нас недостаточно хорошо, Роуан. Вы
не представляете этого даже теперь. Это ребенок Майкла… Если он действительно
уже существует, то это…
– Пожалуйста, закончи свою мысль.
– А почему бы вам не закончить ее за меня?
– Нет, мне хотелось бы услышать твое мнение.
– Если это ребенок Майкла, он станет отцом следующего
поколения, которое унаследует этот дом.
– Да.
– А если родится девочка, я смогу назначить ее
наследницей легата. Вы с Майклом могли бы стать ее крестными, и мы сможем
вместе стоять у купели во время крещения. А главное, у Майкла будет ребенок, а
я обрету отца, которого хотела бы для этого ребенка, всеми любимого и
почитаемого.
– Я знала, что ты нарисуешь более колоритную картину,
чем смогла бы сделать я, – мягко сказала Роуан с печалью в голосе. –
Но ты превзошла все мои ожидания. И совершенно права. В этой семье до сих пор
существуют тайны, которые мне еще только предстоит постичь.
– В церкви Святого Альфонса крестили Стеллу, Анту и
Дейрдре. И я думаю… думаю, что там и вас крестили тоже.
– Об этом мне никогда не рассказывали.
– Мне кажется, я слышала об этом. По-моему, именно так
и было.
– Похоже, что ты не решишься избавиться от ребенка.
– Должно быть, вы шутите?! Я хочу иметь собственного
ребенка, поймите. Любого! Я собираюсь стать настолько богатой, что смогу купить
все, что только пожелаю во всем мире. Но ничто не сможет заменить родное дитя.
Я могу осуществить это желание только одним способом. Ох, если бы вы лучше
знали нашу семью, если бы не провели всю жизнь в Калифорнии, то поняли бы, что
в этом нет вопроса, если только, конечно… Но даже и в таком случае…
– Даже в таком случае?
– Давайте будем беспокоиться об этом в свое время.
Должны быть какие-то указания, мелкие признаки, если ребенок будет иметь
отклонения от нормы.
– Возможно, ты права, а может быть, и нет. Когда я
носила Лэшера, до определенного момента не было никаких признаков.
Моне хотелось ответить, сказать что-нибудь, но она слишком
погрузилась в собственные размышления. Ее ребенок… Никто не посмеет командовать
ею. Ее ребенок вырастет и станет взрослым, несмотря ни на что. Ее собственное
дитя… Внезапно настроение ее переменилось – она не столько воображала, сколько
видела все, что с нею произойдет. Она видела колыбель. Она видела маленького
настоящего, живого ребенка, себя с изумрудным ожерельем в руках и то, как она
надевает ожерелье вокруг шейки малыша.
– А что по поводу Юрия? – спросила Роуан. –
Поймет ли он все это?
Моне хотелось ответить утвердительно. Но правда состояла в
том, что этого она не знала. Мона глубоко задумалась. Ей вспомнился Юрий: то,
как сидел на краю кровати в ту последнюю ночь, и его слова: «Существует масса
очень важных причин, почему ты должна выйти замуж за человека из своей семьи».
Не хотелось думать, что ей уже исполнилось тринадцать и она оказалась в тупике.
Внезапно Мона осознала, что мнение Юрия о ребенке было самой меньшей из
одолевавших ее забот, самой последней.
Почему ей до сих пор неизвестно, как пытались убить Юрия?
Она даже не спросила, был ли он ранен.
– Была предпринята попытка застрелить его, –
сказала Роуан, – но она оказалась неудачной. Покушавшийся был убит тем
самым человеком, который и помешал ему выполнить задуманное. Его тело будет
найти непросто. Так или иначе, мы не станем даже искать. У нас совсем другой план.
– Послушайте, Роуан, каков бы ни был ваш план, вы
должны посвятить в него Майкла. Вы не можете уехать, не рассказав ему обо всем.
– Я понимаю.
– Почему вы не боитесь, что эти негодяи убьют вас обоих
– и вас и Юрия?
– Я располагаю тайным оружием, которое принадлежит
только мне. Юрий знает все об Обители. Думаю, мне удастся попасть туда. Я смогу
поговорить с одним из старейших членов, с кем-нибудь из наиболее порядочных и
уважаемых. Возможно, мне потребуется не более пятнадцати минут, чтобы выяснить,
участвуют ли в заговоре все служители ордена или лишь небольшая группа.
– Но только не один человек, Роуан. Слишком много людей
погибло.
– Ты права. Трое из их агентов тоже мертвы. Но это
может быть очень небольшая группа внутри ордена или вообще люди со стороны, но
имеющие с ним связи.
– Вы думаете, что сможете поймать самих этих негодяев?
– Да.
– Используйте меня как приманку!
– И ребенка внутри тебя – тоже? Если это ребенок
Майкла…
– Это его ребенок.
– В таком случае они захотят получить скорее его, чем
тебя. Послушай, я не собираюсь строить догадки. Мне нестерпима сама мысль о
том, что кто-то использует способности ведьм в своих интересах, что эти женщины
становятся жертвами новых поколений сумасшедших ученых. Я натерпелась
достаточно от этих чудовищ. Единственное, чего я хочу, – покончить с этим.
Но вы не можете поехать – ни ты, ни Майкл. Вы должны оставаться здесь.
Роуан оттянула назад рукав черного шелкового жакета и
взглянула на маленькие золотые часы. Мона никогда не видела у нее этих часов.
Возможно, и их купила Беатрис. Удивительно изящные, они были похожи на те,
которые носили женщины в те времена, когда Беатрис была еще девочкой.
– Я собираюсь пойти наверх и поговорить с мужем, –
сказала Роуан.
– Слава богу, – отозвалась Мона. – Я пойду с
вами.
– Пожалуйста, не надо.
– Извините, но я пойду.
– Зачем?
– Чтобы удостовериться, что вы расскажете ему все что
следует.
