Они придвигались все ближе и ближе.
Теперь он мог отчетливо разглядеть лица, обращенные вверх,
пока люди окружали его, высоко поднимая факелы. Пламя плясало на лицах,
создавало жуткие тени у них под глазами, на маленьких щечках и на месте ртов. И
этот запах… Запах горящей плоти… Он исходил от факелов!
– Боже, что вы делаете? – прошипел он, сжимая руки
в кулаки. – Уж не окунаете ли их в жир некрещеного младенца?
Раздался взрыв дикого смеха, за ним другой, и наконец на
него обрушилась целая стена шума, окружившая и поглотившая его. Он только
успевал поворачиваться – снова и снова.
– Неописуемо, – прошипел Эш.
Он так рассердился, что уже не заботился ни о собственном
достоинстве, ни о том, что гримаса гнева исказила его лицо.
– Талтос, – произнес один из них, подошедший
поближе. – Талтос.
Он смотрел на них, стараясь разглядеть получше, готовясь
отразить любые удары, нападать в ответ, бросать их в воздух и расшвыривать
налево и направо, если понадобится.
– Это я, Эйкен Драмм, – крикнул он, узнавая
старика, седая борода которого свисала до земли, словно грязный мох. – Робин
и Рогарт, я узнал вас!
– Это ты, Эшлер!
– Да! А вы Файн и Юргарт. Я узнаю тебя, Раннох!
Он только теперь осознал, что среди них вообще не было
женщин, ни одной не осталось! Все лица были мужскими, теми, которые он знал
всегда, но среди них не было ведьм, вопиющих с воздетыми вверх руками. Среди
них не было женщин!
Он стал смеяться. Неужели это правда? Да, это так! Он прошел
вперед и навис над ними, понуждая их отпрянуть назад. Юргарт размахивал факелом
возле него – то ли чтобы обжечь, то ли чтобы лучше осветить.
– А-а-ах, Юргарт! – выкрикнул он и протянул руку,
не обращая внимания на пламя, будто пытаясь схватить человечка за шею и поднять
его в воздух.
С гортанными криками они рассеялись в темноте. Мужчины, одни
мужчины, и то их не больше четырнадцати – в лучшем случае. Одни мужчины! Ох,
какого черта Сэмюэль не сказал ему об этом?
Он медленно опустился на колени. Он хохотал. Даже позволил
себе откинуться на землю, на лесной ковер, чтобы посмотреть прямо сквозь
кружево сосновых ветвей на сверкающую звездную россыпь за барашками облаков и
на луну, спокойно плывущую на север.
Но ему следовало знать. Он должен был вычислить. Он мог бы
это предположить, когда был здесь последний раз. Женщины были старые и больные,
они швыряли в него камнями и бросались к нему, чтобы прокричать проклятия ему в
уши. Он чуял запах смерти вокруг себя. Он уже чуял ее, но это не был кровавый
запах женщин – это был сухой, кислый запах мужчин. Он перевернулся и уткнулся
лицом в землю. Его глаза снова закрылись. Он слышал, как маленькие люди
суетливо бегают вокруг.
– Где Сэмюэль? – спросил кто-то из них.
– Скажи Сэмюэлю, пусть возвращается!
– Почему ты здесь? Ты освободился от проклятия?
– Не смейте говорить со мной о проклятии! –
выкрикнул он и сел. Чары были разрушены. – Не смейте со мной
разговаривать, вы, мразь!
На этот раз ему удалось схватить, но не маленького
человечка, а пылающий факел. Он поднес его к лицу и почуял несомненный запах
горящего человечьего жира. С отвращением он отбросил факел от себя.
– Будь проклята в аду, окаянная чума! – завопил
он. Один из них ущипнул его за ногу. Камень порезал щеку, но не глубоко. В него
швыряли палки.
– Где Сэмюэль?
– Это Сэмюэль послал тебя к нам?
И тут громкое фырканье Эйкена Драмма заставило всех
притихнуть.
– У нас был вкусный цыган на ужин, о да, но Сэмюэль
забрал его к Эшлеру!
– Где наш цыган? – вскричал Юргарт.
Смех. Издевательские крики и возгласы, ухмылки и проклятия.
– Пусть дьявол унесет тебя домой по кускам! –
вскричал Юргарт.
Барабаны зазвучали снова. А из дудок вырывались дикие звуки.
– А вы, все вы, попадете в ад! – кричал Эш. –
Почему бы мне не отправить вас туда сейчас же?
Он повернулся и помчался снова, не представляя сначала, в
каком направлении. Но подъем оказался равномерным, и это обстоятельство
послужило наилучшим проводником. Слыша хруст под ногами, треск в кустах и слыша
свист ветра в ушах, он понял, что спасся и от жутких барабанов, и от несносных
дудок, и от издевательств.
Вскоре он осознал, что больше не слышит их музыку и гнусавые
голоса. Наконец он остался в одиночестве.
Задыхающийся, с болями в груди, с ноющими ногами и
распухшими ступнями, он шел медленно и долго, пока наконец не вышел на твердый
асфальт дороги. Словно после глубокого сна он снова оказался в привычном мире –
пустом, холодном и безмолвном. Звезды наполнили сиянием небеса. Луна приподняла
вуаль и затем опустила ее снова, и легкий ветерок заставил едва заметно
трепетать сосны, а потом опустился ниже, как бы позволяя им распрямиться.
Когда он появился в гостинице, Лесли, его маленькая
помощница, ожидала наверху. Тихо вскрикнув, потрясенная, она пробормотала
несколько слов приветствия и принялась поспешно снимать с него разорванное в
клочья пальто. Поднимаясь по лестнице, она держала его за руку.
– Ах, как тепло. Как тепло…
– Да, сэр, и вас ждет теплое молоко.
У кровати стоял высокий стакан. Эш выпил его до дна. Она
расстегивала пуговицы на его рубашке.
– Благодарю вас, дорогая. Моя драгоценная
помощница, – сказал он.
– Спите, мистер Эш, – отозвалась она.
Он тяжело опустился на постель и ощутил, что его накрывают
большим пуховым одеялом, кладут под щеку взбитую подушку. Как мягка и уютна
кровать, принявшая его в свои объятия, погружающая в первый сон и тянущая
куда-то в глубину.
«Долина… моя долина… озеро… мое озеро… моя земля… Ты предал
собственный народ…»
Утром он быстро позавтракал у себя в комнате, пока его
служащие готовились к незамедлительному возвращению. Нет, на этот раз он не
собирается спускаться вниз, к Кафедральному собору, сказал он. И да, он прочел
статьи в газетах. Святой Эшлер, да. Он тоже слышал эту сказку.
Юная Лесли была озадачена.
– Вы хотите сказать, сэр, что не за тем приехали сюда,
не для того, чтобы увидеть гробницу этого святого?
Он только пожал плечами.
– Мы еще сюда вернемся, моя милая.
