И в самом деле, все это очень напоминало искусство давних
времен, существовавшее на островах. В более поздние века говорили, что
изображения выполнены слишком грубо, но потом их полюбили за сложность и
оригинальность образов.
Так вот, чтобы понять эффект воздействия самих Евангелий,
вам следует напомнить себе, насколько они не похожи на любую литературу,
существовавшую прежде. Я не говорю о Торе евреев, так как не знал ее в то
время, но Евангелия отличаются даже от нее.
Они вообще уникальны! И прежде всего потому, что посвящены
главным образом жизни одного человека, Иисуса, и в них повествуется, как он
проповедовал любовь, как его преследовали, судили, пытали, а потом даже
распяли. Ошеломляющая история! Интересно, невольно думал я, а что бы сказали по
этому поводу греки и римляне? Человек этот отличался смирением и практически не
имел дела с древними царями, что было совершенно очевидно. В отличие от прочих
богов, о которых я слышал, Иисус рассказывал своим последователям то, что они
должны были записать, дабы учить по этим писаниям все народы.
Переродиться душой – такова была сущность религии. Стать
простым, смиренным, кротким, любящим – такова была ее сущность.
Теперь на мгновение отступим на шаг назад и обозрим всю
картину. Не только сам Бог и история его жизни, но и взаимосвязь между ее
устным и письменным изложением вызывали удивление.
Как вы можете заключить из всего рассказанного,
единственное, что мы разделяли с нашими соседями-варварами, – это
недоверие ко всему написанному. Память была священной для нас, и мы считали,
что письменное слово сослужит ей плохую пользу. Мы умели читать и писать, но
все же не доверяли написанному. А здесь речь шла о смиренном Боге, цитировавшем
из священной книги евреев, связующем себя с ее бесчисленными пророчествами,
касающимися Мессии, и затем поручившем своим последователям изложить на бумаге
историю его жизни.
Но задолго до того, как я закончил читать вслух последнее
Евангелие, расхаживая при этом и держа алтарную книгу согнутыми пальцами обеих
рук за верхнюю часть страниц, я пришел к любви к Иисусу за те странные слова,
которые он сказал, за то, как он противоречил самому себе, и за его терпимость
к своим мучителям и убийцам. Что же касается воскрешения, мой первичный вывод
был таков: Иисус был таким же долгожителем, как мы, Талтосы. Он с легкостью
смог обмануть своих последователей только потому, что они были всего лишь
простыми смертными.
Мы должны были идти на такие же хитрости все время: выдавать
себя за различных людей, общаясь со своими несведущими соседями, чтобы они не
могли догадаться, что мы живем на протяжении многих столетий.
Но вскоре я понял, обучаясь у Ниниана – а он был
жизнерадостным и неистовым в своей вере монахом, усердным наставником, –
что Христос действительно восстал из мертвых и действительно вознесся на
Небеса.
Я видел в какой-то мистической вспышке целиком всю картину:
Бога, который пострадал за любовь и радикальную природу его учения. Некоторым
образом все это глубоко задело меня именно потому, что было совершенно
невероятным. Вся комбинация элементов казалась громоздкой и бессмысленной.
Другой факт. Все христиане верят в скорый конец света и –
как это постепенно выяснилось из моих разговоров с Нинианом – всегда верили в
его неизбежность! В подготовке к наступлению конца света заключается сущность
религии. И тот факт, что конец света до сих пор так и не наступил, никого не
приводит в уныние.
Ниниан с пылом говорил о росте Церкви со времен Христа,
примерно в течение пятисот лет, об Иосифе Аримафейском, преданном друге Христа,
и о Марии Магдалине, омывшей Христу ноги и осушившей их своими волосами. Они
пришли в Англию, в ее северную часть, и основали там церковь на священном холме
в Сомерсете. На это место они принесли кубок с последней вечери, и благодаря
ему возник кроваво-красный источник, не иссякающий круглый год из-за
магического присутствия крови, которую когда-то влили в кубок. И посох Иосифа,
воткнутый в землю на холме Вериолл, превратился в куст боярышника, который
никогда не перестает цвести.
Мне нестерпимо захотелось сразу же пойти туда, увидеть
священное место, где ученики нашего Господа впервые вступили на наш остров.
«Нет-нет, не уходи, пожалуйста, мой гостеприимный
Эшлер! – вскричал Ниниан. – Ведь ты же обещал отвезти меня в мой
монастырь на Айоне».
Там его ждал аббат, отец Колумба. Многие книги, подобно
этой, писались в монастырях по всему миру, а этот экземпляр был наиболее
значительным предметом исследования на острове Айона.
Я должен был увидеть таинственного Колумбу, казавшегося мне
таким же странным, как Иисус Христос! Возможно, вам известна его история,
Майкл. Наверняка вы ее знаете.
Вот как Ниниан описал Колумбу.
Колумба происходил из богатой семьи и мог при благоприятном
стечении обстоятельств стать королем Тары. Вместо этого он сделался священником
и основал много христианских монастырей. Но затем началась его борьба с
Финнианом, другим святым человеком, причиной которой был спор, имел ли право
он, Колумба, на создание копии Псалтири святого Иеремии, священной книги,
которую Финниан привез в Ирландию. Спор из-за обладания книгой? Из-за права на
копию?
Эта борьба привела к ужасным потерям. Три тысячи человек
погибли в результате жестокого противостояния, и в их смерти обвинили Колумбу.
Он признал себя виновным и уехал на остров Айону, находившийся весьма близко от
нашего побережья, для того чтобы обратить нас, пиктов, в христианство. Это был
его план: спасти три тысячи языческих душ за три тысячи человек, погибших в
результате той ссоры.
Я забыл, кто же в конце концов сделал копию этой Псалтири.
Но Колумба жил теперь на Айоне и оттуда рассылал своих
миссионеров. Прекрасные книги, такие же, как эта, писались в подобных
христианских сообществах и всех призывали обращаться в новую веру. И в самом
деле, христианская религия предназначалась для всеобщего спасения!
И вскоре стало ясно, что, хотя Колумба и многие
священники-миссионеры и монахи, подобные им, были королями или лицами, имеющими
родственные связи с королевскими семьями, правила монастырской жизни отличались
чрезвычайной суровостью и требовали постоянного умерщвления плоти и
самопожертвования.
Например, если монах пролил молоко, помогая прислуживать за
общим столом во время трапезы, он должен был удалиться и, распростершись на
земле лицом вниз, петь псалмы. Ему предписывалось полностью спеть как минимум
двенадцать псалмов. Монахов били, если они нарушали обет молчания.
Но ничто не могло удержать даже самых богатых и
могущественных на земле людей. Они все равно уезжали в такие монастыри.
