Дождь немного ослаб, слава богу. И даже крошечный кусочек
солнца прорвался сквозь тяжелые серые облака – как раз достаточно, чтобы
засверкали брызги!
– Теперь, доктор, возьмите это, – сказала
Мэри-Джейн, когда он садился в машину.
Это был толстый конверт, полный банкнот, и, насколько ему
удалось увидеть, пока она их пересчитывала с помощью большого пальца, все это
были новенькие двадцатки. От удивления у доктора округлились глаза: там была
целая тысяча!! Мэри-Джейн захлопнула дверь и побежала вокруг на другую сторону.
– Слушай, здесь слишком много денег, Мэри-Джейн, –
сказал он, но тут же принялся мысленно перечислять: агрегат для прополки,
газонокосилка, новые садовые ножницы для стрижки кустов и цветной телевизор
«Sony». А главное – нет никакой причины указывать все это в налоговой
декларации.
– Ох, заткнитесь и возьмите их! – Мэри-Джейн
нетерпеливо поморщилась. – Выйдя из дома в такой день, вы их полностью
заслужили.
Опять ее юбка поползла вверх по бедрам. Но та, что сидела
рядом, не могла идти ни в какое сравнение с пламенной прелестью странной
девушки, оставшейся там, наверху. Как было бы приятно прикоснуться руками к
чему-то подобному хотя бы минут на пять, к созданию с такими длинными ногами!
«Успокойся, ты, старый дурень, не то заработаешь инфаркт».
Мэри-Джейн включила задний ход, колеса закрутились на мокром
ракушечнике дороги, а затем лимузин совершил опасный поворот на сто восемьдесят
градусов и направился к знакомым рытвинам.
Доктор оглянулся на дом еще раз: огромное строение с прогнившими
колоннами, возвышающееся над кипарисами, погрязшее в этом мерзостном, затянутом
ряской болоте, плещущемся до середины окон. Он устремил взгляд на дорогу
впереди, радуясь, что выбрался оттуда!!
Дома крошка-жена Эйлин встретила его вопросом:
– Что еще ты там видел в Фонтевро, Джек?
А что он мог ей рассказать? Уж конечно, не о тех трех
прелестных молодых женщинах, которых он встретил под крышей старой
развалюхи, – уж это точно. И не о пачке двадцатидолларовых банкнот в
кармане…
Глава 28
– Мы решили, как будем идентифицировать себя перед
людьми.
Мы «превратились» в некое древнее племя под названием пикты.
Они отличались высоким ростом. Но ведь мы вышли из северных стран, где люди
вырастают высокими, и страстно мечтали жить в мире с другими, чтобы никто нас
не беспокоил.
Конечно, мы должны были прийти к таким выводам постепенно.
Слово вырвалось прежде, чем мы приняли такое решение. Сначала наступил период
ожидания, в течение которого мы не принимали в долине никого из чужих. Затем мы
стали пропускать через долину случайных путешественников и получили от них
много ценных знаний. Затем мы осмелились выходить за пределы долины, объявляя
себя пиктами и предлагая дружбу – какая возникает между просвещенными людьми –
тем, с которыми встречались.
Через некоторое время вопреки легенде о Талтосе, которая
всегда была распространена и всякий раз получала новое подтверждение, когда
люди ловили какого-нибудь беднягу из нашего племени, хитрость дала свои плоды.
И наша безопасность укреплялась не в результате успешных схваток с людьми, а
через постепенную интеграцию с человеческими существами.
Мы были гордым и уединенным кланом Доннелейта, но другие
могли рассчитывать на гостеприимство наших брошей. Мы редко заводили разговоры
о своих богах. Мы не поощряли расспросов о наших внутренних обычаях или о наших
детях.
Но мы жили как аристократы: соблюдали законы чести и
гордились своей родиной.
Такая жизнь вызывала к нам уважение. И наконец, с открытием
гостеприимных дверей долины, новые знания впервые стали поступать к нам непосредственно
из внешнего мира. Мы быстро обучились шитью и вязанию, в том числе вязанию
ловушек для одержимых Талтосов. Мужчины, женщины – все умели вязать. В конце
концов мы стали вязать днями и ночами непрерывно. Мы уже не могли остановиться.
Единственным средством оторваться от этого занятия было
обратить внимание на какое-нибудь другое ремесло и овладеть им. Работа с
металлами. Мы обучились и этому. И хотя мы изготовили несколько больше, чем
было необходимо, фальшивых монет и наконечников для стрел, тем не менее
какое-то время мы были увлечены этим занятием.
Нам открылось искусство писания. Другие люди начали
появляться на берегах Британии, совсем не похожие на неотесанных воинов,
уничтоживших наш мир на равнине. Они умели писать на камне, на глиняных плитках
и на овечьих шкурах особой выделки, позволявших хранить написанное и придавать
ему прекрасный вид.
Надписи на камнях, табличках и свитках пергамента были на
латинском и греческом языках! И мы впервые узнали об этом от наших рабов, как
только поняли чудодейственную связь между знаками и словами. А потом,
позже, – от странствовавших ученых, пришедших в долину.
Естественно, это стало навязчивой идей для многих из нас, в
частности для меня самого, и мы читали и писали непрестанно: переводили наш
родной язык, который был гораздо древнее любого в Британии, в письменные слова.
Мы создали рукописный шрифт, названный Огамическим письмом,
[23]
и с его помощью создавали свои тайные рукописи. Вы можете встретить такие
надписи на множестве камней на севере Шотландии, но по сей день не нашлось
никого, кто мог бы прочесть их.
Наша культура, имя, которое мы приняли как народ пиктов, и
наша письменность продолжают и поныне оставаться неразгаданной тайной. Причину
этого вы знаете: гибель культуры пиктов.
Откровенно говоря, иногда я сам удивляюсь, куда пропали эти
словари, над составлением которых я так усердно трудился, работая целыми
месяцами без остановки, за исключением нескольких часов, когда падал от
усталости для короткого сна или когда принимал пищу.
Они были спрятаны глубоко под землей, в земляных домах,
построенных в долине, в совершенно недоступных местах, на случай если
человеческие существа снова сметут нас. Были также спрятаны многие рукописные
материалы на греческом и латинском языках, которые я изучал в те ранние дни.
Другая великая ловушка, которой мы не избежали, привела нас
в восторг: это была математика. Несколько книг, попавших к нам, содержали
геометрические теоремы, усадившие нас на целые дни для разговоров и рисования
треугольников на грязной земле.
