– Вы, обе, оставьте теперь нас наедине, – велел он
Мэри-Джейн и старухе, маячившим прямо у него за плечами, как два гигантских
ангела. – Выйдите отсюда, чтобы я смог осмотреть девочку и убедиться, что
у нее нет кровотечения.
Малыш слегка хныкал, словно только что понял, что остался
жив, и был не вполне уверен в том, что ему это нравится.
– Доктор, я сама позабочусь об этой малышке, –
мягко возразила бабушка. – Как вы могли подумать, что я позволила бы ей
лежать здесь, если бы открылось кровотечение?
И она удалилась, подбрасывая малышана руках – слишком
энергично для новорожденного, как показалось доктору.
Он ожидал, что маленькая мать тоже взволнуется, увидев это,
но та осталась невозмутимой.
Ему пришлось самому держать масляный светильник в процессе
осмотра, чтобы убедиться, что с роженицей все в порядке. Вряд ли это можно было
считать тщательным осмотром.
Юная мать села, опираясь на подушки. Рыжие волосы в
беспорядке разметались вокруг белокожего лица. Доктор откинул толстый слой
покрывал. Все чисто и превосходно выглядит – он не мог их ни в чем упрекнуть.
Она была просто безукоризненна, словно ее искупали в ванне, хотя в этих условиях
такое едва ли было возможно, и они подложили под нее слой белых полотенец. Вряд
ли теперь следовало опасаться каких-либо выделений. Она была матерью, это
точно. После родов осталось множество кровоизлияний, однако белая рубашка была
в безукоризненном состоянии.
Почему же, скажите бога ради, они не вымыли маленького так
же, как мать? Или им не захотелось играть в куклы и сменить малышу пеленки?
– Теперь просто ляг на спину, милая, – сказал он
матери. – Ребенок не порвал тебя, как вижу, но разрывы чертовски облегчили
бы тебе роды. Не думаешь ли, что в следующий раз лучше обратиться в больницу?
– Конечно. А почему бы и нет? – сказала она сонным
голосом, после чего слегка рассмеялась. – Со мной все будет в порядке.
Все как полагается настоящей леди. Она уже никогда не будет
ребенком, подумал он, хотя она такая тоненькая, хрупкая. А что будет, когда
история пойдет гулять по городу. Хотя сам он не собирался ни словом обмолвиться
об этом даже Эйлин.
– Ведь я говорила вам, что у нее все в порядке, не так
ли? – спросила бабушка, отодвигая в сторону занавеску.
Ребенок тихонько плакал, уткнувшись ей в плечо. Мать даже не
взглянула на него ни разу.
«Вероятно, на сегодня ей этого достаточно, – подумал
доктор. – Пусть отдыхает, пока это возможно».
– Ладно, все в порядке. – Доктор опустил
одеяло. – Но если откроется кровотечение, поднимется температура,
засовывайте ее в этот свой лимузин и везите прямо в больницу, в Наполеонвилль.
– Конечно, доктор Джек, мы рады, что вы зашли к нам.
Мэри-Джейн взяла его за руку и повела прочь из крохотного закутка, подальше от
кровати.
– Благодарю вас, доктор, – вежливо произнесла
рыжеволосая девочка. – Пожалуйста, напишите все, что положено. Дату
рождения и прочее… И пусть они подпишутся как свидетельницы.
– Вот деревянный стол, чтобы вы могли написать все
прямо здесь. – Мэри-Джейн указала на крохотный самодельный столик из двух
сосновых досок, лежавших на двух столбиках – старых деревянных ящиках из-под
бутылок колы.
Давно он не видел подобных ящиков. Их использовали обычно
для хранения маленьких бутылочек, стоивших всего пять центов. Мэри-Джейн
рассчитывала, возможно, продать их на блошином рынке какому-нибудь
коллекционеру. Множество вещей, разбросанных здесь повсюду, она могла бы
продать. Он разглядел на стене, прямо у себя над головой, старинный газовый
рожок.
Доктор чуть не сломал спину, согнувшись почти пополам, чтобы
устроиться за таким столом, но на это жаловаться не стоило. Он вытащил
авторучку. Мэри-Джейн потянулась и подтащила висящую над ним голую лампочку.
Откуда-то снизу вновь послышался тот же странный звук:
кликети-кликети-кликети. Затем что-то зажужжало. Знакомые шумы.
– Что это за звук? – спросил он. – Теперь
давай заполним документ. Имя матери, пожалуйста?
– Мона Мэйфейр.
– Имя отца?
– Майкл Карри.
– Зарегистрированные супруги?
– Нет. Пропустите эту графу, ладно? Доктор покачал
головой.
– Родился прошлой ночью, говоришь?
– Через десять минут после двух этим утром. Роды
приняли Долли-Джин Мэйфейр и Мэри-Джейн Мэйфейр. Фонтевро. Вы знаете, как это
пишется?
Он кивнул.
– Имя мальчика?
– Это девочка. Морриган Мэйфейр.
– Морриган? Никогда не слышал о таком имени. Морриган…
Это имя святой – Морриган?
– Произнеси имя ему по буквам, Мэри-Джейн, –
попросила Мона. Голос ее, доносившийся из ниши, был очень тихим. – С двумя
«р», доктор.
– Я умею писать, милая. – В подтверждение своих
слов он громко произнес имя по буквам, отчетливо произнося каждую.
– Так. Что еще? Я не знаю веса…
– Восемь фунтов девять унций, – сказала бабушка,
расхаживая взад и вперед и пошлепывая малышку, лежавшую у нее на плече. –
Я взвесила ее на кухонных весах. Рост нормальный!
Доктор снова покачал головой. Быстро заполнил остальные
графы, поспешно сделал копию. Какой смысл говорить с ними об остальном?
Молния сверкнула во всех чердачных окнах – северном и южном,
западном и восточном, – а затем комната вновь погрузилась в уютный
полумрак. Дождь мягко шуршал по крыше.
– Хорошо. Я оставляю вам копию. – Доктор вложил
экземпляр свидетельства в руку Мэри-Джейн. – И забираю оригинал, чтобы
отослать его в приход. Через пару недель вы получите официальные
регистрационные документы на ребенка. Теперь давайте попробуем покормить
малышку. У вас пока нет молока, но есть молозиво и этот…
– Я скажу ей все это, доктор Джек, – сказала
бабушка. – Мона покормит девочку после вашего ухода. Она немного
застенчива.
– Ладно, доктор, – сказала Мэри-Джейн. – Я
отвезу вас обратно.
– Черт подери, хотел бы я отправиться отсюда другим
способом, – вздохнул он.
– Что ж. У меня есть швабра – можем полететь на ней.
Согласны? – Мэри-Джейн жестом предложила доктору следовать за собой и
направилась к лестнице, шлепая расстегнутыми сандалиями по доскам.
