– Юрий, я полюбил этого человека. Люблю Эша так, как
любил Эрона. Я часами слушаю его рассказы. Конечно, в том, что он сообщает,
секретов нет, но он не позволяет ничего из этого записывать. Он заявил, что мы
должны унести с собой только то, что в состоянии запомнить. Юрий, я не думаю,
что этот человек когда-нибудь захочет причинить вред нам или кому-либо,
связанному с нами. Я определенно уверен, что нет. Знаешь, это одна из тех
ситуаций, когда я могу целиком довериться ему. И если он по какой-то причине
поступит нам во зло, значит, это будет нечто такое, что должно было случиться.
– Понимаю. А Роуан? Как она?
– Думаю, она тоже любит его. Я знаю, что это именно
так. Насколько и как… Знаешь, это ее дело. Я никогда не мог быть в чем-либо
уверен, когда дело касалось Роуан. Мы собираемся задержаться здесь. Как я уже
сказал, еще на пару дней, а может быть, и дольше. После того мы должны
отправиться на юг. Мы немного беспокоимся за Мону.
– Почему?
– Ничего страшного. Она сбежала со своей кузиной
Мэри-Джейн Мэйфейр – молодой женщиной, с которой ты не имел удовольствия
встретиться. Они обе слишком молоды, чтобы их можно было оставить без присмотра
старших.
– Майкл, я написал письмо Моне. Я должен был написать
его. Перед отъездом в Новый Орлеан я признался ей в любви. Но Мона слишком юна
и неопытна для таких предложений, и теперь, когда я вернулся домой и снова
соединился с орденом, я осознал яснее, чем когда-либо раньше, насколько не
подхожу для нее. Я отослал письмо в дом на Амелия-стрит. Боюсь, что Мона
обидится и будет сердиться на меня.
– Юрий, у Моны на уме сейчас совсем другое. Возможно,
это лучшее решение из всех, которые ты мог принять. Мы забыли, что Моне всего
тринадцать. Все об этом забыли. И конечно, Мона сама забывает об этом. Но ты
все сделал правильно. Кроме того, она может с тобой связаться, если захочет, не
так ли?
– Да. Я здесь. Я в безопасности. Я – дома.
– А Тесса?
– Ну, они забрали ее, Майкл. Такова Таламаска. Я знаю,
что с ней произошло. Ее окружила целая группа учтивых кавалеров, и они
пригласили ее поехать с ними – вероятно, в Амстердам. Я поцеловал ее на
прощание, прежде чем она покинула этот дом. Потом были какие-то слухи о
прекрасном месте, где она сможет отдохнуть и где все ее воспоминания и истории
будут записаны. Кажется, никто так и не знает, как определить, сколько ей лет.
Никто не знает, правда ли то, что сказал Эш. Я имею в виду ее смерть в скором
времени.
– Но она счастлива, и Таламаска взяла на себя заботу о
ней.
– Да, это абсолютно верно. Разумеется, если она
когда-нибудь пожелает уехать, препятствий не будет. Так у нас обращаются с
людьми. Но не думаю, что Тесса задумывается об этом. Полагаю, она плыла по
течению – сколько лет, не знает никто – от одного покровителя к другому. Она не
слишком долго горевала после смерти Гордона, кстати сказать. По словам самой
Тессы, ее не настолько заботят неприятные события, чтобы переживать из-за них.
Майкл рассмеялся.
– Я понимаю. Можешь мне поверить. Послушай, мне нужно
возвращаться. Мы поужинаем вместе, а затем Эш собирается продолжить свою
историю. Мы остановились в великолепном месте. Много снега и холодно, но очень
красиво. Все, что окружает Эша, несет отпечаток его личности. И так всегда и во
всем Дома мы выбираем для себя сами, и они всегда соответствуют нашим вкусам.
Это место наполнено цветным мрамором, картинами и… вещами, интересующими его. Я
не думаю, что об этом могу много рассказывать. Он хочет, чтобы его уединение
никто не потревожил, когда мы уедем отсюда.
– Да, конечно. Послушай, Майкл, когда увидишь Мону, ты
должен будешь передать ей кое-что от меня… Ты должен сказать ей, что я…
– Она поймет, Юрий. У Моны на уме сейчас другие заботы.
Для нее наступило волнующее время. Семья хочет, чтобы она оставила колледж и
начала заниматься с частными учителями. Ее IQ выходит за пределы граничных
значений – точно так она всегда и говорила. И она наследница состояния
Мэйфейров. Думаю, в течение нескольких следующих лет Мона будет проводить массу
времени с Роуан и со мной, занимаясь, путешествуя, то есть будет получать в
некотором смысле идеальное образование для девушки из общества, на которую,
можно сказать, возлагают великие надежды. Сейчас я должен идти. Теперь позвоню
тебе уже из Нового Орлеана.
– Пожалуйста, позвони обязательно. Я люблю вас обоих. Я
люблю… всех вас троих. Скажешь это остальным за меня – Эшу и Роуан?
– Да, кстати, а что с теми ребятами – помощниками
Гордона?..
– С ними все кончено. Они исчезли и никогда не навредят
ордену снова. Я буду ждать от тебя звонка, Майкл.
– До свидания, Юрий.
Глава 27
Все вокруг всегда говорили ему, что Мэйфейры из Фон-тевро сумасшедшие.
«Вот почему они всегда обращаются к вам, доктор Джек. Каждый
из них, без исключения, был сумасшедшим, – говорили в городе. – Даже
богатые родственники в Новом Орлеане».
Но что должен был он подумать сам этим вечером, когда
потемнело как ночью и затопило половину улиц?
Принести новорожденного младенца в такую грозу, завернутого
в вонючие маленькие одеяльца, в пластмассовом ящике для льда – ни больше и ни
меньше! И Мэри-Джейн Мэйфейр еще смела надеяться, что он выдаст свидетельство о
рождении прямо тут же, в кабинете!
Он категорически заявил, что должен видеть мать ребенка!
Конечно, если бы он знал, что Мэри-Джейн будет так гнать
лимузин, подобный этому, по дороге из ракушечника и в такую грозу, а он будет
держать младенца на руках, он бы настоял, что последует за ней в своем пикапе.
Когда она указала на лимузин, он подумал, что внутри сидит
шофер. Это была новенькая, с иголочки, машина, двадцати пяти футов длиной, если
не больше, с окном на крыше и тонированными стеклами, да еще с CD-плеером и с этим
проклятым телефоном. И эта амазонка, королева тинейджеров, за рулем – в грязном
кружевном белом платье, с забрызганными землей голыми ногами в сандалиях.
– И ты хочешь сказать мне, – закричал он,
перекрывая голосом шум дождя, – что в такой большой машине, как эта, ты не
смогла привезти мать ребенка в больницу?
Малыш выглядел вполне здоровым, слава богу, но, как ему
показалось, немного недоношен и немного недокормлен, разумеется! Но в других
отношениях никаких отклонений от нормы не наблюдалось, и сейчас он крепко спал,
тепло укрытый в ящике для льда, завернутый в кучу маленьких несвежих одеял.
Ящик доктор держал на коленях. Ну и ну! Эти одеяльца, похоже, пропахли виски.
– Боже правый, Мэри-Джейн Мэйфейр, сбавь
скорость! – не выдержал он наконец.
