– Тебя тошнит из-за малыша!
– Ты иди вперед и поверни на тот свет, – закричала
маленькая старушка, вцепляясь удивительно сильными сухими пальцами в руку
Моны. – Почему, черт подери, ты мне не сказала, что этот ребенок сам в положении?
Бог мой, да ведь это девочка Алисии, которая чуть не умерла, когда они
отхватили ей шестой палец.
– Что? Вы хотите сказать – мой палец? – Мона
обернулась, чтобы посмотреть в крохотное морщинистое лицо старухи, которая
кивнула, твердо поджав маленькие губы.
– Разумеется, милая, и ты чуть не отправилась на
Небеса, когда они положили тебя на операционный стол. Никто не рассказывал тебе
о медсестре, которая сделала тебе укол дважды? О том, что твое сердце почти
остановилось, о том, как Эвелин пришла и спасла тебя?
Влетел Бенджи, устремившись вверх по лестнице; его босые
ноги вздымали пыль с голых досок.
– Нет, никто ничего не рассказывал мне! Боже, шестой
палец!
– Как ты не понимаешь, ведь это может тебе
помочь! – заявила Мэри-Джейн.
Теперь они устремились наверх. И это было как сотня ступенек
к свету. А тоненький Бенджи уже зажег огни и теперь медленно, томно спускался
вниз, хотя Мэри-Джейн уже покрикивала на него.
Бабушка остановилась на первой ступеньке. Ее белая ночная
рубашка коснулась грязного пола. Черные глаза пристально всматривались в Мону.
«Это Мэйфейр, можете не сомневаться», – подумала Мона.
– Принеси одеяла, подушки и все такое, – сказала
Мэри-Джейн. – Поторапливайся. Еще молока. Бенджи, принеси молоко.
– Ладно, только подождите минутку, – крикнула
бабушка. – Эта девочка выглядит так, что у нее уже нет времени, чтобы
провести ночь на чердаке. Ее следует срочно везти в больницу. Где грузовик? Ваш
грузовик на причале?
– Не беспокойся об этом, она собирается рожать ребенка
здесь, – сказала Мэри-Джейн.
– Мэри-Джейн! – вскричала бабушка. –
Проклятье! Я не могу взобраться на эту лестницу из-за моего бедра!
– Тогда отправляйся прямо в кровать, бабушка. Заставь
Бенджи поторопиться с этим барахлом. Бенджи, я не собираюсь платить тебе за
такую работу!!!
Они продолжали взбираться по лестнице на чердак, и по мере
подъема воздух становился все теплее.
Это было громадное пространство.
Несколько пересекающихся световых лучей она видела еще
снизу. Теперь ей удалось разглядеть отопительные трубы и огромные шкафы,
стоящие в каждой нише. В каждой, за исключением одной, в которой глубоко внутри
была помещена кровать, а рядом с ней масляная лампа.
Кровать была гигантская, собранная из тех простых брусьев,
какие часто используются в строительстве в сельской местности. Балдахина уже не
было, и лишь многослойная сетчатая занавеска от москитов была протянута над
самым верхом. Сетка перекрывала вход в нишу. Мэри-Джейн подняла ее – и Мона
упала на самый мягкий в мире матрас.
Ох, только бы он был сухой! Он был сухой! Огромная перина,
вздохнув, охватила ее. А масляная лампа, хотя и находилась в опасной близости к
постели, превращала нишу в нечто вроде уютной маленькой палатки.
– Бенджи, тащи сюда ящик со льдом, и немедленно!
– Дорогая, я только что отнес его на нижнюю веранду, –
ответил мальчик, вроде бы с луизианским акцентом франкоговорящих выходцев из
Акадии. «Он говорит совсем не так, как старушка. Ее манера речи не отличается
от нашей, – подумала Мона. – Ну разве что немного…»
– Знаешь что? Просто иди и принеси его, – велела
Мэри-Джейн.
Сетка поймала весь золотой свет и превратила большую мягкую
постель в великолепное уединенное убежище. Хорошо было бы здесь умереть –
возможно, лучше, чем в водном потоке с цветами.
Боль вернулась снова, но на этот раз она была вполне
переносимой. Что следует делать дальше? Мона читала об этом Следить за
дыханием? Или что-то другое? Она не могла припомнить. Этот вопрос она не успела
исследовать досконально. Боже, это уже почти началось.
Мона схватила Мэри-Джейн за руку. Мэри-Джейн лежала рядом,
глядя на ее лицо, и вытирала ей лоб чем-то мягким и белым, мягче носового
платка.
– Да, дорогая, я здесь. А это становится все больше и
больше… Мона, это не просто… это…
– Это будет рождено, – прошептала Мона. – Это
мое. Это будет рождено, но, если я умру, вы должны сделать кое-что для меня –
ты и Морриган, вместе.
– Что?
– Украсить мою могилу цветами.
– Сделать что?
– Не кричи! Я говорю о том, что действительно важно.
– Мэри-Джейн!!! – закричала бабушка от основания
лестницы. – Спустись немедленно и помоги Бенджи сейчас же поднять меня
наверх, девочка!
– Постройте плот, полный цветов, – ты знаешь
какой, – говорила Мона. – Глицинии, розы… Все, что цветет поблизости…
болотные ирисы…
– Да, поняла. И что потом?
– Только сделайте его хрупким, по-настоящему хрупким.
Чтобы я смогла уплыть на нем отсюда, и он медленно распадался бы на части,
двигаясь по течению. И тогда я погружусь в воду… как Офелия!
– Да, хорошо. Все, что ты пожелаешь! Мона, теперь мне
страшно. Я в самом деле боюсь.
– Тогда стань ведьмой, ведь никто не станет возражать
против этого. Правда?
Что-то разорвалось! Словно кто-то проткнул отверстие сквозь
это. Боже, она умерла внутри?
«Нет, мама, но я выхожу. Пожалуйста, приготовься взять меня
за руку. Ты необходима мне».
Мэри-Джейн подтянулась на коленях, руками она хлопала себя
по щекам.
– Во имя Бога!
– Помоги ей, Мэри-Джейн! Помоги ей! – вскрикнула
Мона.
Мэри-Джейн крепко закрыла глаза и положила руки на гору
живота Моны. Боль ослепила. Мона пыталась рассмотреть хоть что-то, увидеть свет
в сетчатом покрытии и плотно закрытые глаза Мэри-Джейн; она чувствовала ее
руки, слышала ее шепот, но не смогла ничего сделать. Она падала. Вниз, сквозь
заболоченные деревья, с поднятыми кверху руками, пытаясь ухватиться за ветки.
– Бабушка, помоги! – вскрикнула Мэри-Джейн.
И тут же послышался быстрый стрекот ног маленькой старушки!
– Бенджи, убирайся отсюда! – вскрикнула
старушка. – Вернись вниз – ты слышишь меня?
