Марклин услышал, что громко говорит он сам. Медленно он
наклонился над трупом, чтобы увидеть мертвое лицо, повернутое в сторону.
Стюарт. Стюарт Гордон, мертвый, лежащий на краю этого громадного стола в
пыльном шерстяном пиджаке, с грязью, налипшей на подошвы, с невозможно худым
лицом, с похожим на птичий клюв носом и безжизненными голубыми глазами. Боже
милостивый, они даже не закрыли ему глаза! Они что, все обезумели?
Марклин неуклюже отступил назад, столкнувшись с Томми и
наступив тому каблуком на пальцы. Он поспешно убрал ботинок с его ноги. Все
мысли исчезли из его головы. Мертвый завладел им полностью. Стюарт мертв.
Стюарт мертв.
Томми уставился на тело. Понял ли он, что это Стюарт?
– Что это означает? – спросил Томми тихим голосом,
кипящим от гнева. – Что случилось со Стюартом?.. – Но слова звучали
неубедительно. Его голос, обычно ровный, теперь ослаб от потрясения.
Другие собрались вокруг, прижимая их вплотную к столу. Вялая
левая рука Стюарта лежала прямо перед ними.
– Во имя Небес, – гневно произнес Томми, –
закройте ему глаза!
Двигаясь от одного конца стола к другому, члены ордена
окружили тело – фаланга скорбящих в черном. Были ли они скорбящими? Даже Джоан
Кросс была здесь, во главе стола, ладони ее покоились на ручках инвалидного
кресла, покрасневшие глаза смотрели на Томми и Марклина!
Никто не говорил. Никто не двигался. Первая стадия молчания
– отсутствие речи. Вторая стадия – отсутствие движения. Все участники действа
стояли настолько тихо, что он даже не слышал, чтобы кто-то перевел дыхание.
– Что с ним случилось? – требовательно спросил
Томми.
Снова все молчали. Марклин не мог остановить глаза хоть на
чем-нибудь. Он продолжал глядеть на маленький мертвый череп, покрытый тонкими
седыми волосами.
«Ты убил себя, ты, дурак, ты, старый идиот? Это то, что ты
сделал? При малейшей угрозе разоблачения?»
И вдруг совершенно внезапно он осознал, что все остальные
смотрят не на Стюарта – они смотрят на Томми и на него.
Марклин почувствовал боль в груди, словно кто-то начал
сдавливать ее невероятно сильными руками.
Он обернулся, отчаянно ища знакомые лица вокруг себя. Энцо,
Харберсон, Элвера и все остальные со злобой смотрели на него. Элвера уставилась
прямо ему в глаза. И стоящий рядом, справа, Тимоти Холлингшед холодно смотрел
на него.
Только Томми не глядел на приятеля. Томми уставился взглядом
через стол, и когда Марклин посмотрел, что же его там привлекает, что
заставляет его не обращать внимания на всех остальных, на вопиющий ужас всего
окружающего, он увидел стоящего всего в нескольких футах Юрия Стефано,
подобающе одетого в траурное черное.
Юрий! Юрий был здесь, он присутствовал здесь все это время!
Это Юрий убил Стюарта? Почему, ради бога, Стюарт не оказался умнее, почему не
смог уклониться от встречи с Юрием? Основная часть их плана, фиктивного изгнания,
базировалась на том, что Юрий никогда, никогда не сможет появиться в Обители
снова. А этот идиот Ланцинг позволил Юрию ускользнуть из долины.
– Нет, – сказала Элвера. – Пуля нашла свою
цель. Но рана не была смертельна. И он пришел домой.
– Вы были помощниками Гордона, – надменно произнес
Холлингшед, – вы оба.
– Его помощники, – отозвался Юрий с другого конца
стола. – Его самые талантливые ученики, его гении.
– Нет! – сказал Марклин. – Это неправда. Кто
обвиняет нас?
– Стюарт обвиняет вас, – ответил Харберсон. –
Бумаги, разбросанные по всей его башне, обвиняют вас, его дневник обвиняет вас,
его поэзия обвиняет вас, Тесса обвиняет вас!
Тесса!
– Какое право имели вы войти в этот дом? – словно
гром прогрохотал Томми, покрасневший от охватившей его ярости.
– У вас нет Тессы. Я не верю вам! – вскричал
Марклин. – Где Тесса? Это все было для Тессы! – И затем, осознав свою
ужасную ошибку, он во всей полноте представил все, что уже знал.
Ох, почему он не прислушался к своему инстинкту? Его
инстинкт приказывал немедленно удалиться, и его же инстинкт теперь говорил, что
уже слишком поздно.
– Я британский гражданин, – сказал едва слышно
Томми. – Меня не вправе задержать какой-то там «комитет бдительности».
И сразу же толпа сдвинулась и пошла на них, медленно
оттесняя обоих от головы стола по направлению к ногам. Чьи-то руки схватили
Марклина. Этот отвратительный Холлингшед удерживал его. Он слышал, как Томми
возмутился снова, требуя, чтобы ему позволили уйти, – но теперь это было
совершенно невозможно. Они были зажаты в коридоре, и их оттесняли вниз; мягкий
глухой стук ног по натертым воском доскам коридора отражался под деревянными
арками. Они оказались во власти толпы, от расправы которой убежать было
немыслимо.
С громким металлическим лязгом и треском двери старого лифта
отворились. Марклина втолкнули внутрь. Он неистово крутился, клаустрофобия,
охватывавшая его ранее, напала на него снова, заставила закричать.
Но двери заскользили, закрываясь. Он и Томми стояли,
прижатые друг к другу, в окружении Харберсона, Энцо, Элверы, темноволосого
высокого Холлингшеда и еще нескольких – сильных мужчин. Лифт стучал и
раскачивался, опускаясь вниз. В подвалы.
– Что вы собираетесь с нами делать? – внезапно
потребовал ответа Марклин.
– Я настаиваю на том, чтобы меня снова отвели на главный
этаж, – произнес Томми надменным тоном. – Я настаиваю на немедленном
освобождении.
– Есть преступления, которые мы считаем невыразимо
отвратительными, – спокойно ответила Элвера, устремив взгляд теперь, слава
богу, на Томми. – Определенные поступки, которые мы, как правило, не можем
ни простить, ни забыть.
– Я хотел бы знать, что это означает! – выкрикнул
Томми.
Тяжелый старинный лифт остановился с вибрирующим стуком.
Затем он открылся в проход, и Марклин снова очутился в чьих-то руках,
причинявших ему боль.
Их повели длинными незнакомыми переходами в подвалы, своды
которых опирались на грубо отесанные деревянные балки, отчего подвалы больше
напоминали шахты. Их окутывал мощный запах земли. Все остальные были теперь
рядом или позади них. Они увидели две двери в конце перехода – массивные
деревянные двери под низкой аркой, надежно закрытые на засов.
– Вы думаете, что сможете держать меня здесь против
моей воли? – спросил Томми. – Я британский подданный.
– Вы убили Эрона Лайтнера, – сказал Харберсон.
