Он не мог сказать ничего. У него не осталось слов. Возможно,
и слез у него тоже не осталось.
Душевный подъем, охвативший Юрия, был настолько чужд его
ожиданиям, его радость была столь удивительна, что он мечтал рассказать им,
дать им знать о своих чувствах. Люди из ордена приедут забрать его. С
чудовищным предательством было покончено. Они едут сюда, его братья и сестры, и
он сможет раскрыть им свою душу, рассказывая об ужасах и чудесах, которые
видел.
Он даже не проводил их взглядом, когда они вышли. Он слышал,
как они спускаются по винтовой лестнице, слышал отдаленный стук передней двери.
Он также слышал тихие голоса внизу, прямо под ним.
Юрий медленно встал на ноги, прошел к лестнице и начал
спускаться по ступеням на второй этаж.
Стоявшая за станком, в тени, Тесса походила на громадное
молодое деревце. Руки ее были сжаты, она кивала головой, а Роуан говорила ей
что-то на латыни так тихо, что Юрий не мог расслышать. Затем Роуан расцеловала
женщину и быстро направилась к лестнице.
– До свидания, Юрий, – мягко сказала она, проходя
мимо него, и обернулась, держась рукой за перила. – Юрий, расскажи им все.
Убедись, что дело мэйфейрских ведьм закрыто, – так, как это и должно быть.
– Все? – спросил он.
– А почему нет? – спросила она, странно улыбаясь.
И тут же исчезла.
Юрий быстро взглянул на Тессу. Он забыл о ней за эти
несколько мгновений. Тесса будет чувствовать себя несчастной, когда увидит
Стюарта. Боже милостивый, как можно остановить ее, чтобы она не поднялась
наверх?
Но Тесса снова сидела за своим станком – или за
пяльцами? – и напевала что-то про себя.
Он подошел поближе, боясь потревожить ее.
– Я знаю. – Тесса смотрела на Юрия, радостно и
просветленно улыбаясь, круглое лицо сияло. – Стюарт умер теперь. Он ушел.
Возможно, на Небеса.
– Она сказала тебе?
– Да. Она сказала.
Юрий выглянул в окно. Он не знал, что сможет разглядеть в
полной тьме. Быть может, отражение в воде озера? Он не мог сказать. Но тут же
безошибочно различил огни фар отъезжающей машины. По темным просекам леса
промелькнули огни, и машина исчезла.
На миг он ощутил себя заброшенным и чудовищно беззащитным.
Но они обещали позвонить ему и, разумеется, сдержат свое обещание. Возможно,
они звонили уже сейчас. В таком случае не останется записи на аппарате в башне,
связующей тех, кто приходил, и тех, с которыми должны уйти он и эта женщина.
Внезапно он ощутил необыкновенную усталость. Где здесь может
быть кровать? Он хотел задать этот вопрос Тессе, но не стал спрашивать и просто
стоял, глядя на ее работу, слушая, как она тихо напевает. Когда наконец Тесса
взглянула на него, она все так же улыбалась.
– Ох, я знала, что это случится, – сказала
она. – Я знала это всякий раз, когда глядела на него. Я никогда не знала
этого наверняка с существами вашего вида. Раньше или позже вы становитесь все
слабее и меньше и умираете. Прошли целые годы, прежде чем я осознала, что ни
один из вас не избегнет такой участи. А Стюарт, бедняга, он был настолько слаб,
что я знала: смерть может прийти к нему в любое время.
Юрий не сказал ничего. Он почувствовал сильное отвращение к
ней, настолько мощное, что должен был напрячь все свои силы, чтобы скрыть его,
чтобы она не почувствовала никакого охлаждения, никакой обиды. Словно в тумане
он вспоминал Мону, благоухающую, теплую и постоянно удивляющую окружающих своей
энергией, пламенной любовью к жизни. Интересно, а какими видит людей Талтос?
Грубыми? Дикими? Животными, возможно обладающими непостоянным и опасным
очарованием? Такими, как львы и тигры?
Мона. Мысленно он ухватил прядь ее волос. Увидел, как она
повернулась, чтобы посмотреть на него: зеленые глаза, смеющиеся губы, слова,
сыплющиеся быстро и совершенно очаровательно с американской простотой и
обаянием.
Он никогда не чувствовал с такой уверенностью, что не увидит
ее снова.
Он знал, что это значит для нее, что семья поглотит ее, что
человек с таким же характером, как у нее, внутри ее собственного клана
неизбежно станет ее возлюбленным.
– Давайте не будем подниматься наверх, – сказала
Тесса доверительным шепотом. – Пусть Стюарт останется мертвым в
одиночестве. Это правильно – вы так не считаете? После того как они умирают, не
думаю, что для них имеет значение, что с ними делают.
Юрий медленно кивнул и оглянулся на таинственный свет за
стеклом.
Глава 20
Она стояла в темной кухне, испытывая восхитительное чувство
сытости. Все молоко было выпито до последней капли, съедены и сметана, и
творог, и даже масло. Вот что называют «подмела подчистую». О! Забыла еще
кое-что: засунуть в рот ложку с тонкими ломтиками желтого плавленого сыра,
полного всякой химии и краски. Ух, наконец-то прожевала все.
– Ты знаешь, дорогая, если окажется, что ты
идиотка… – сказала она.
«Такой возможности даже не предвидится. Мама, я – твоя, и я
– от Майкла. И совершенно определенно, я – это все, кто говорили с тобой с
самого начала, и еще я – Мэри-Джейн».
Она расхохоталась, совсем одна, да еще в темной кухне,
прислонившись к холодильнику. А как насчет мороженого? Черт побери, она чуть не
забыла!
– Хорошо, дорогая, я возьму, сколько поместится в
руках, – сказала она. – Ты не смогла бы вытащить больше. И, полагаю,
ты не пропустишь ни мельчайшей крошки…
О, ванильное! Пинты! Целые пинты!
– Мона Мэйфейр!
«Кто там меня зовет? Эухения? Не хочу говорить с ней. Не
желаю, чтобы она беспокоила меня или Мэри-Джейн».
Мэри-Джейн все еще была в библиотеке, с бумагами, которые
она вытаскивала из стола Майкла, – или это был стол Роуан, теперь, когда
Роуан снова вернулась к активной жизни? Не важно. Это все были медицинские и
юридические документы, а также бумаги, относящиеся к событиям, которые
произошли всего три недели назад. Мэри-Джейн, которая успела лишь поверхностно
ознакомиться с несколькими файлами и историями, казалась совершенно ненасытной.
История семьи стала для нее столь же привлекательной, как гора мороженого, если
можно использовать такое сравнение.
– Теперь вопрос состоит в том, будем ли мы делить это
мороженое с Мэри-Джейн по-родственному или хватать, кому больше достанется?
Хватать его…
