Когда наконец Эш заговорил, это был мягкий шепот, кроткий,
но достаточно громкий, чтобы его услышали все:
– Как осмелились вы присвоить это? – Голос крепчал
вместе с яростью. – Вы еще и вор, а не только убийца! Как вы осмелились?
– И вы отберете это у меня? – потребовал ответа
Гордон с пылающим взором, гневно глядя прямо в лицо Эшу. – Вы отберете это
у меня вместе с моей жизнью? Кто вы такой, чтобы отбирать это у меня? Знаете ли
вы то, что знаю я о вашем собственном народе?
– Я написал это, – заявил Эшлер, лицо его пылало
от ярости. – Она моя, эта книга! – прошептал он, словно не
осмеливался говорить громко. – Я написал в ней каждое слово, – сказал
он. – Я нарисовал каждую картинку. Я писал ее для Колумбы, да! И она –
моя! – Он отступил назад, прижимая книгу к груди, какое-то время постоял,
дрожа всем телом и прикрыв глаза, а затем снова заговорил своим спокойным,
кротким голосом: – И все ваши речи, ваши исследования, воспоминания о прожитых
жизнях, о… цепях памяти!..
Воцарившаяся тишина была наполнена его гневом. Гордон
покачал головой.
– Вы самозванец, – сказал он. Все промолчали.
Гордон оставался твердым, было что-то комическое в его лице,
выражавшем несгибаемое высокомерие.
– Талтос – да, – произнес он. – Святой Эшлер
– никогда! Ваш возраст был бы за пределами самых невероятных предположений!
Никто не отреагировал. Никто не сдвинулся с места. Глаза
Роуан искали лицо Эша. Майкл наблюдал за всеми, как и Юрий.
Эш глубоко вздохнул. Он слегка склонил голову, по-прежнему
крепко прижимая книгу к себе. Его пальцы, державшиеся за обрез книги, несколько
расслабились.
– А что вы думаете, – печально спросил он, –
по поводу возраста этого трогательного создания, сидящего за ткацким станком в
нижней комнате?
– Но это она говорит о воспоминаниях прежней жизни и
других жизнях, родственных ей, в ее…
– Ох, прекратите это сейчас же, вы, жалкий старый
идиот! – взмолился Эш. Его дыхание стало сбивчивым, и затем наконец огонь
ненависти схлынул с его лица. – И это вы скрыли от Эрона Лайтнера, –
сказал он. – Это вы скрыли от величайших ученых вашего ордена, так как вы
и ваши юные друзья сплели тонкую паутину заговора, чтобы похитить Талтоса! Вы
не что иное, как те крестьяне Высокогорья, невежественные, грубоватые дикари,
заманивавшие Талтоса в круг, чтобы убить его. Это была снова Священная Охота.
– Нет, мы не собирались убивать! – вскрикнул
Гордон. – Никогда не намеревались убить! Увидеть соитие! Привести Тессу и
Лэшера на вершину холма в Гластонбе-ри! – Он начал рыдать, захлебываясь,
задыхаясь, и вновь заговорил срывающимся голосом: – Увидеть снова возвышение
расы на священной горе, где стоял сам Христос, распространяя свою религию,
изменившую целый мир! Это было задумано не как убийство, никогда как убийство,
но как возвращение к жизни! Эти ведьмы намеревались убить, они собирались
уничтожить Талтоса, безжалостно и хладнокровно, словно он был не чем иным, как
капризом природы! Уничтожить его, равнодушно и жестоко, не заботясь о том, кем
он был или кем мог стать! Они совершили это, а не я!
Эш качнул головой и еще крепче прижал к себе книгу.
– Нет, ты сделал это, – сказал Эш. – Если бы
ты рассказал всю историю Эрону Лайтнеру, если бы ты передал ему свои
драгоценные знания…
– Эрон никогда не вступал ни с кем в
сотрудничество! – вскрикнул Гордон. – Мы с ним никогда не смогли бы
задумать такой план, мы были слишком стары, мы оба были слишком стары. Но те,
которые были молоды, обладали мужеством, видением, они мечтали соединить
Талтосов.
И снова Эш вздохнул, дал себе время успокоиться и снова
взглянул на Гордона.
– Как вы узнали о Талтосе Мэйфейров? – потребовал
он ответа. – Как произошла конечная связь? Мне нужно это знать. Отвечайте
сейчас же, иначе я сорву с плеч вашу голову и положу ее на колени вашей
возлюбленной Тессе. Ее потрясенное от ужаса лицо будет последним, что вы
увидите, прежде чем умрете.
– Эрон… – прошептал Гордон. – Я узнал о нем
благодаря Эрону.
Его трясло, и, возможно, он уже терял сознание. Лицо
почернело, глаза метались из стороны в сторону. Он смотрел на коробку, из
которой вынул книгу.
– Его отчеты из Америки, – сказал Гордон,
придвигаясь ближе к коробке. – Был собран совет. Была доложена информация
исключительной важности. Чудовищное дитя родилось у мэйфейрской ведьмы Роуан.
Это случилось в канун Рождества. Дитя, которое выросло в течение нескольких
часов до размеров взрослого человека. Членам совета по всему миру было сообщено
описание этого существа. То был Талтос. Я знал это! И только я один знал.
– Вы порочный человек, – прошептал Майкл. –
Вы порочный мелкий человечишко.
– Так-то вы называете меня? Вы, уничтоживший Лэшера?
Кто поверг в небытие великое таинство, как если бы Лэшер был случайным
прохожим, отправленным вами прямиком в ад в результате драки, случившейся в
баре?
– Вы и другие, – быстро отозвалась Роуан. –
Вы сотворили это по собственной инициативе.
– Да, это сделали мы. – Он приблизился еще на один
шаг к коробке. – Послушайте, я не скажу вам, кто были эти другие.
– Я имею в виду, что старшины не принимали в этом ни
малейшего участия.
– Полная изоляция, – сказал Гордон, – была
фикцией. Мы создали систему перехвата информации. Я не принимал в этом участия.
Я даже ничего в этом не понимаю. Она была создана, и мы пропускали только те
письма к старшинам и от них, которые не имели отношения к этому делу. Мы
подменяли нашими собственными сообщениями те, которые шли от Эрона или от Юрия
к старшинам, и те, которые шли к ним от старшин. Это не составляло особой
трудности – старшины со свойственной им склонностью к секретности и простоте
оставляли широкий простор для таких проделок.
– Благодарю вас за то, что вы нам сообщили, –
мрачно заметила Роуан. – Возможно, Эрон подозревал это.
Юрий едва мог выносить доброту, с которой она говорила с
этим мерзавцем, утешая его, тогда как его следовало удушить тут же, на месте.
– Что еще мы можем получить от него? – Роуан
взглянула на Эша. – Я думаю, мы закончили с ним.
Гордон понял, что это значит. Она давала свое согласие на
его смерть. Юрий наблюдал, как медленно Эш положил драгоценную книгу и
повернулся лицом к Гордону. Его руки были теперь свободны и готовы к исполнению
приговора, который он сам же и вынес.
