– Ни о чем не беспокойся.
Майкла клонило в сон, но уснуть он не мог. Слишком много
мыслей и чувств теснилось у него в душе. Слишком много событий случилось за
последнее время, которые он не мог так просто выкинуть из головы. Да и как,
интересно знать, он мог ни о чем не беспокоиться, если даже не мог закрыть
глаза? Он лежал без сна на полу рядом с Моной, мурлыча про себя какую-то
мелодию.
– Это же вальс Виолетты, – прокомментировала она–
Побудь со мной немного, ладно?
Казалось, на какое-то время он задремал или провалился в
некое блаженное состояние. Его пальцы по-прежнему обнимали нежную девичью
шейку, а губы покоились у нее на лбу, когда раздался звон дверного
колокольчика. В холле послышались шаги Эухении.
– А вот и я, – по своему обыкновению громко
сообщила она. – Я пришла.
Прошло не более получаса с тех пор, как Райен запросил отчет
по делу Роуан, прежде чем его доставили Майклу домой. Ему не терпелось с ним
ознакомиться, но он не представлял себе, как это сделать, чтобы Эухения не
обнаружила спящей на ковре Моны. Но потом он вспомнил о Роуан, и его вдруг
охватил такой ужас, что он был не в силах выдавить из себя ни слова, не то
чтобы принять какое-то разумное решение или ответить что-нибудь удобоваримое
своей прислуге.
Майкл сел, пытаясь собраться с силами и стараясь не глядеть
на лежавшую рядом обнаженную девочку, чья головка покоилась на подушке из ее
собственных волос. Какое неодолимое искушение являло собой для него ее юное
тело – великолепная грудь и столь же совершенный гладкий живот! Все в этой
девушке манило его с невероятной притягательной силой. «Майкл, ты свинья, как
ты только мог это сделать!»
Он слышал, как еще раз входная дверь с печальным стоном
захлопнулась, по холлу прошаркала медленным шагом Эухения, и вновь воцарилась
тишина.
Майкл оделся и причесался. Когда его взгляд упал на
фотографии, он вдруг обнаружил, что уже видел их в ту ночь, когда звучал
призрачный вальс. А вот и та самая черная пластинка, на которой много
десятилетий назад был записано это великолепное произведение!
На какой-то миг его охватило смятение. Пытаясь не глядеть на
привораживающую его взор фигурку Моны, Майкл предался раздумьям, так что
ненадолго ему даже удалось успокоиться. «Но это сделал ты, – говорил он
себе. – Нельзя же быть все время настороже. А как же моя жена? Моя любимая
жена? Никто не знает, жива она или нет. Но нужно верить в то, что она жива! К
тому же с ней рядом эта тварь, которой, должно быть, что-то от нее нужно!»
Мона повернулась на бок, обнажив свою красивую белую спину.
Хотя у нее были узкие бедра, они выглядели пропорциональными, как: у
большинства высоких женщин. И вообще в ее юном облике не было ничего от
подростка, она являла собой до мозга костей взрослую женщину.
«Ну оторви же от нее глаза наконец, – продолжал себе
твердить он. – Наверняка Эухения с Генри где-то рядом. Ты играешь с огнем.
И напрашиваешься на то, чтобы тебя заперли в подвале».
Но в доме нет никакого подвала.
Впрочем, Майкл это прекрасно знал. Зато там был чердак.
Майкл осторожно открыл дверь. В большом холле было так же
тихо, как и в парадной гостиной. На столе для почты лежал конверт, на котором
он узнал печать «Мэйфейр и Мэйфейр». Подкравшись на цыпочках, чтобы, чего
доброго, не привлечь шумом внимания Эухении или Генри, Майкл забрал почту и
прошел в столовую. Здесь он мог спокойно прочесть отчет, не опасаясь быть
застигнутым врасплох. К тому же дверь библиотеки находилась в поле его зрения,
и он мог остановить всякого, кто собрался бы в нее войти.
Мона могла в любую минуту проснуться. Но Майклу вовсе этого
не хотелось. Ему страшно было подумать, что девушка может отправиться домой,
оставив его в доме одного.
«Жалкий трус, – корил он себя. – Роуан, сможешь ли
ты это понять?» Самое удивительное было то, что Роуан, скорее всего, смогла бы.
В этом вопросе ей не было равных. По крайней мере, он не встречал еще ни одной
женщины, которая чувствовала бы мужчину лучше, чем Роуан. В этом деле ей
уступала даже Мона.
Он включил торшер у камина и, устроившись за столом, достал
из конверта пачку ксерокопированных документов.
Их оказалось больше, чем он ожидал.
Судя по всему, генетики Нью-Йорка и Европы отнеслись к
образцам не без насмешки. «Это очень напоминает просчитанную комбинацию
генетических данных разных видов приматов», – писали в заключении они.
Свидетельский материал из Доннелейта поверг Майкла в тихий
ужас.
«Женщина была больна, – читал он в документе. –
Большую часть времени она не покидала своей комнаты. Когда же ее спутник
уходил, он брал ее с собой. Очевидно, он настаивал на том, чтобы она повсюду
его сопровождала. Выглядела она очень нездоровой, можно даже сказать, больной.
Я даже хотел предложить ей обратиться к врачу».
Служащий женевского отеля также утверждал, что у Роуан был
истощенный вид и весила она не больше 120 фунтов. От этих сведений Майклу еще
больше стало не по себе.
Он уставился на ксерокопии поддельных чеков. Несомненно, они
были фальшивыми. Подпись на них даже отдаленно не походила на настоящую, а
глядя на почерк, можно было подумать, что он позаимствован у самой королевы
Елизаветы. Господи, да таким почерком было впору писать на пергаментных
свитках.
Плательщик подписался именем Оскара Олдрича Тэймена.
Любопытно, почему он избрал такое имя? Посмотрев на обратную
сторону чеков, Майкл сразу получил ответ: банковский служащий переписал данные
с чужого паспорта.
Несомненно, детективам удалось взять верный след. Майкл
ознакомился с меморандумом юридической конторы. Как выяснилось, Оскара Олдрича
Тэймена видели в Нью-Йорке 13 февраля. А жена сообщила в полицию о том, что он
пропал, 16 февраля. Больше никаких сведений о нем не поступало. Напрашивался
единственный вывод: паспорт у истинного владельца был украден.
Закрыв бумажную папку, Майкл подпер руками голову, стараясь
отвлечься от слабой боли в груди или, по крайней мере, не обращать на нее
внимания. Она была совсем слабой, вроде маленькой занозы, к тому же за много
лет он успел к ней привыкнуть.
– Роуан, – молитвенным тоном произнес он.
Мысли вновь перенесли его в роковое для него Рождество. Он
вспомнил, как Роуан метнула на него прощальный взгляд после того, как разорвала
у него на шее цепочку, на которой висел орден.
Почему ты оставила меня? Как ты могла!
