– Мне обещали прислать дело, – сказал Майкл.
– Я уже с ним ознакомился, – признался
Эрон. – Мы все время сотрудничали вместе. В это дело включены все мои
доклады. Вы сами это увидите. Не понимаю, что вдруг случилось теперь. Прошу
меня простить. Внизу меня ждут Беатрис и Вивиан. Беатрис очень беспокоится за
тебя, Мона. Ах да, чуть не забыл. Доктор Ларкин хочет поговорить с вами, Майкл.
Я попросил его подождать до завтра. Он ждет моего возвращения.
– Да, хорошо. Я сам не прочь познакомиться с его
материалами. Однако не отпускайте доктора Ларкина.
– Не волнуйтесь, он прекрасно проводит время. Уже успел
побывать чуть ли не во всех хороших ресторанах города. Всю ночь веселился с
некой молодой особой, которая представилась ему хирургом из Тулейна Нет, он от
нас никуда не уедет.
Уходить Мона по-прежнему не собиралась. Она проводила
взглядом Майкла с Эроном, а сама осталась за дверью. Только тогда Майкл со всей
очевидностью осознал, что вскоре вновь останется с девушкой наедине. И от ее
близкого присутствия – запаха ее тела, ее горящих рыжих волос, мятой белой
ленты – от всего того, что так явственно напоминало ему о проведенной ими
вместе ночи, им овладело беспокойство.
Райен и Пирс уже выходили из парадной двери. Прощания, как
обыкновенно водилось у Мэйфейров, оказались долгими. Беатрис вновь взялась
успокаивать Райена и убеждать, что со временем все образуется, и в очередной
раз не удержалась от слез. Погруженный в тяжелые раздумья Рэндалл сидел в
кресле возле камина; его распухшее лицо делало его похожим на большую темно-серую
жабу.
– Дорогие мои, как вы? – обратилась Беатрис к
Майклу и Моне.
Приблизившись к ним, она взяла их за руки и поцеловала Мону
в щеку.
Эрон прошел мимо нее.
– Со мной все хорошо, – ответила Мона– А как:
мама?
– Ее держат на транквилизаторах. Подкармливают
внутривенно. За нее не волнуйся. Всю ночь она спала. Твой отец тоже слегка
успокоился. Он со Старухой Эвелин. Думаю, что у них сейчас Сесилия. Энн-Мэри
все время находится возле твоей матери.
– Так я и думала, – презрительно фыркнула Мона.
– Что ты собираешься делать, милая? Может, мне отвезти
тебя домой? Или поедем ко мне? Не желаешь погостить у меня немного? Что я могу
для тебя сделать? Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь. Я тебя устрою в
комнате с розовыми обоями.
Мона отрицательно покачала головой.
– Со мной все хорошо, – ответила девушка,
несколько пренебрежительно пожав плечами. – Можете за меня не волноваться.
Я вполне за себя отвечаю. Я тут немного побуду и пойду домой.
– А как ты? – воскликнула Беа, обращаясь к
Майклу. – Нет, вы только на него посмотрите. Ведь у него даже румянец на
щеках! Как будто он заново родился.
– Да, вы почти правы. Извините меня, но мне тут нужно
кое-что обмозговать. Дело в том, что мне обещали прислать дело Роуан.
– Ой, да брось ты эти отчеты. От них только голова
болит. – Она огляделась, ища глазами Эрона, и, увидев его у
противоположной стены, сказала – Эрон, не разрешай ему это делать.
– Он прочтет их, дорогая, – отозвался Эрон. –
Мне надо вернуться в отель. Меня ждет доктор Ларкин.
– Ах, ну да, конечно. Тебе пора ехать. – Взяв
Эрона под руку и поцеловав его в щеку, она направилась с ним к двери. –
Буду тебя ждать.
Рэндалл тоже встал, собираясь уходить. Одновременно из
столовой в холл вышли двое молодых Мэйфейров. И вновь началось длительное
прощание, исполненное сердечных слов, горестных рыданий и признаний в любви к
доброй и несчастной, прекрасной и великодушной Гиффорд Беа, обернувшись к
Майклу и Моне, бросилась их обнимать и целовать, обливаясь слезами. Закончив
ритуал расставания, она направилась к выходу. Было очень трогательно глядеть со
стороны на то, как она взяла под руку Эрона и он повел ее вниз по ступенькам.
За ворота они вышли вслед за Рэндаллом.
Вскоре дом опустел. Мона стояла на пороге, махая вслед
гостям рукой. В своем детском платьице с передником и белой лентой в волосах,
несмотря на то что та являла собой неотъемлемую часть ее облика, выглядела
девушка немного странно.
Наконец она, обернувшись к Майклу, захлопнула за собой
дверь.
– Где тетя Вив? – осведомился Майкл.
– Тебя она не спасет, мой большой мальчик, –
ответила Мона. – Вместе с тетей Бернандетт она взяла на себя опеку над
детьми Гиффорд.
– А где Эухения?
– Уж не думаешь ли ты, что я ее отравила? – Мона
прошла мимо него через холл в библиотеку.
Майкл последовал за ней, исполненный неколебимой твердости,
праведных рассуждений и уверений, призванных противостоять искушению плоти.
– Больше этого не повторится, – с непреклонной
убежденностью начал он.
Едва они вошли в библиотеку, как Мона, закрыв за Майклом
дверь, тотчас обвила его шею руками.
Неожиданно для самого себя, словно находясь в каком-то
самозабвении, он принялся осыпать ее поцелуями и ласкать ей грудь. Вдруг его
руки скользнули вниз и задрали ситцевую юбку.
– Это не должно повториться! – продолжал твердить
он. – Я не позволю, чтобы это снова произошло. Слышишь? Ты даже не
оставляешь мне права выбора…
Мона продолжала льнуть к нему бедрами, нежно и страстно его
обнимая. В своем возбуждении она ничем не отличалась от взрослых женщин, с
которыми Майклу приходилось заниматься любовью. Раздался тихий щелчок. Мона,
потянувшись через плечо Майкла, закрыла на замок дверь библиотеки.
– Утешь меня, мой большой мальчик, – взмолилась
она– Теперь, когда умерла моя любимая тетушка, я в самом деле чувствую себя
несчастной. Я не шучу. Мне вправду очень и очень горько. – Мона отпрянула,
и Майкл заметил, что у нее в глазах блестят слезы.
Мона расстегнула пуговицы ситцевого платья, которое тотчас
соскользнуло с нее вниз и комком упало на пол. Освободившись от его плена, она
предстала перед Майклом в нижней юбке и белоснежном бюстгальтере с ажурными
чашечками, очевидно из весьма дорогого кружева. Между обоими предметами
экипировки зазывно белела полоска бледной кожи. Беззвучно плача, Мона снова
бросилась к Майклу на шею и принялась алчно его целовать, запустив руку ему
между бедер.
Это окончательно сломило его сопротивление. Или, как
говорится, fait accompli
[29]
.
Они вместе упали на ковер, и, прежде чем погрузиться в
сладостный до боли мир, Майкл успел расслышать ее возбужденный шепот:
