Нужно признать, что Гиффорд не могла пожаловаться на свою
жизнь, несмотря на то что, сама того не подозревая, всячески пыталась ее испортить.
Ее любил Райен, у нее были хорошие дети, и ей хватало сердечной теплоты, чтобы
проявлять ее к Моне и, в конце концов, предоставить той свободу, хотя сама
девушка не мыслила своей жизни без тети Гиффорд.
Да, у Гиффорд была жизнь. А теперь ее нет. Случилось
невозможное. На ее месте должна была оказаться Алисия. Все перепуталось.
Лошадка остановилась не у тех ворот. Интересно, предвидел ли это Джулиен?
Казалось, что похороны Лауры Ли были совсем недавно. Эвелин
очень отчетливо помнила, как они с дочерью стояли в пыльной, всеми заброшенной
библиотеке, а из соседней комнаты доносился гул женских голосов.
Потом Эвелин подвела маленькую Гиффорд к книжной полке и,
отодвинув в сторону книжки, наконец выудила из тайника длинную жемчужную нить.
– Мы заберем ее с собой. Я спрятала ее здесь тридцать
лет назад. В тот самый день, когда в гостиной этого дома была убита Стелла
Карлотта так и не сумела найти этот жемчуг. А вот это наши со Стеллой
фотографии. Я тоже их возьму с собой. Когда-нибудь все эти вещи я отдам тебе и
твоей сестре.
Гиффорд, резко отпрянув, в изумлении уставилась на ожерелье.
То, что Эвелин удалось одержать над Карлоттой победу,
несколько приободрило ее. Все-таки хорошо, что удалось сохранить жемчуг, когда
все уже давно его похоронили. Ожерелье и музыкальная шкатулка – оба ее
сокровища были целы и невредимы.
– Что ты имеешь в виду, говоря о любви другой
женщины? – много лет спустя спросила ее Гиффорд, когда они, сидя на
террасе, беззаботно болтали под приветливый гул городского транспорта.
– Только то, что говорю. Любовь другой женщины. Я имею
в виду то, как я целовала ей губы и сосала грудь. Как щекотала своим языком ее
ложбинку между бедер. Как вкушала вкус ее соков. Как любила ее и растворялась в
ее теле.
Гиффорд была потрясена до глубины души. Казалось, на ней
лица не было. Интересно, как же она не стеснялась выходить замуж? Впрочем,
почему не стеснялась? Все-таки ужасно иметь дело с девственницей. Хотя если бы
пришлось выбирать лучшую в этом роде, то, скорее всего, ею была бы Гиффорд.
Наконец Эвелин дошла до Вашингтон-авеню. Она сразу узнала
знакомый цветочный магазин, который, к счастью, остался на прежнем месте. И ей
захотелось зайти в него, чтобы заказать для своей дорогой девочки цветы. Для
этого нужно было всего лишь подняться по небольшой лестнице. Она знала, что
сможет это сделать.
– Что ты сделала с моими сокровищами?
– Никогда не рассказывай ничего об этом Моне!
Прежде чем войти, Эвелин остановилась у витрины и стала
разглядывать груды цветов. Ей казалось, что все они заточены в тюрьму. Какие же
из них послать для Гиффорд и куда? Цветы для Гиффорд, которой уже не было в
живых?
О, дорогая моя…
Эвелин знала, какие выберет цветы. Она вспомнила, какие
цветы любила ее внучка.
Вряд ли ее тело будут до погребения держать в доме. Конечно
нет. Такого никто из Мэйфейров никогда не позволит. Наверняка его уже приводили
в порядок, наводя внешний глянец в каком-нибудь специальном месте при
похоронном бюро.
– Не вздумайте меня поместить в один из подобных
холодильников, – заявила Эвелин после похорон Дейрдре в прошлом году.
Помнится, Мона тогда ей рассказывала в подробностях о том,
как все случилось. О том, как Роуан Мэйфейр приехала из Калифорнии и успела
поцеловать мать только в гробу. О том, как Карлотта споткнулась ночью о мертвое
тело и так сильно врезалась в кресло-качалку, что можно было подумать, будто
она собиралась отправиться к праотцам вслед за Дейрдре, оставив Роуан Мэйфейр
на произвол судьбы в доме, который кишел привидениями.
– О времена, о нравы! – продекламировала Мона,
вытянув свои тонкие бледные руки и мотая головой из стороны в сторону, так что
ее длинные рыжие волосы рассыпались веером по воздуху. – Ее смерть еще
страшнее, чем смерть Офелии.
– А может, вовсе и не страшнее, – возразила ей
бабушка Эвелин.
Дейрдре потеряла рассудок много лет назад, а Роуан Мэйфейр,
молодой врач из Калифорнии, могла бы оказаться посообразительней. Надо было ей
давно вернуться домой и потребовать ответа от тех, кто травил ее мать
лекарствами, пока не довел до смерти. Эвелин знала, что ничего хорошего от этой
калифорнийской девчонки ждать не стоит. Очевидно, поэтому молодая особа ни разу
не была у них в гостях на Амелия-стрит. Сама же Старуха Эвелин видела ее лишь
однажды, во время венчания. Но тогда Роуан была не женщиной, а некой семейной
жертвой, ряженной в белое платье и сияющей изумрудным ожерельем на шее.
Эвелин пошла на венчание не потому, что Роуан Мэйфейр была
наследницей семейного состояния. И не потому, что церемония ее бракосочетания с
молодым человеком по имени Майкл Карри проходила в церкви Святой Марии. А
потому, что Мона должна была во время свадебной процессии нести цветы. Девочка
была бы счастлива, если бы бабушка Эвелин сидела на одной из церковных скамей
и, когда Мона проходила бы мимо нее, ободрительно кивнула ей головой.
Как тяжело входить в этот дом после стольких лет! Как трудно
снова увидеть его таким же красивым, как при Джулиене! Видеть счастье в глазах
доктора Роуан Мэйфейр и ее простодушного мужа, Майкла Карри! Подобно одному из
ирландских мальчиков Мэри-Бет, он был крупным, мускулистым, подчас до
неприличия откровенным и добрым, хотя, судя по слухам, был хорошо образован и,
как говорится, соответствовал духу времени, поскольку происходил из низов: его
отец был пожарником.
До чего же он был похож на парней Мэри-Бет! Это единственное
впечатление, которое вынесла Эвелин из свадьбы дочери Дейрдре. Старуху Эвелин
рано отвезли домой, потому что Алисия, как всегда, так: сильно нагрузилась, что
едва держалась на ногах. Впрочем, сама Эвелин была не слишком огорчена тем, что
ей так скоро пришлось покинуть праздничную церемонию. Как всегда, смиренно
устроившись у кровати Алисии и время от времени забываясь сном, она долго
читала молитвы и напевала песни, которые Джулиен обычно проигрывал ей в своей
комнате наверху.
А тем временем невеста с женихом танцевали в большой
гостиной. Виктрола по-прежнему была спрятана в стене библиотеки, и Эвелин
знала, что никто никогда ее там не найдет. Но тогда об этом она даже не думала
Возможно, ей и пришла бы на ум эта мысль, если бы она дождалась того момента,
когда гости, напившись, стали петь песни и смеяться. Возможно, находясь в
стенах семейного особняка, она завела бы виктролу, повторив несколько раз слово
«Джулиен», и на свадьбу явился бы он, нежданный гость!
Но тогда она об этом не думала Тогда все ее мысли были заняты
совсем другим – она боялась, что Алисия споткнется.
