Пора возвращаться в дом. Райен велел ей запереть изнутри все
окна и двери и включить сигнализацию. Раз он сказал, значит, она так и сделает.
Однажды, сильно рассердившись на мужа, Гиффорд спала на берегу. Никогда она не
ощущала такой свободы и безмятежности, как в ту ночь, которую подобно страннику
провела под открытым небом. На этом пляже можно было остаться наедине с самыми
древними созданиями на земле – с песком и морем. Можно было в грезах улететь в
любое время, попасть в любую книгу, переместиться в мечтах в библейские земли
или легендарную Атлантиду. Но сейчас следует все же последовать совету Райена.
О, как бы было хорошо, окажись он сейчас здесь, рядом с ней!
В ту ночь год назад, когда умерла Дейрдре Мэйфейр, Гиффорд
проснулась от собственного крика Чтобы успокоить, Райен обнял ее и прижал к
себе. «Кто-то умер!» – кричала она. Потом раздался телефонный звонок. Райен
встал и направился к аппарату. «Дейрдре. Это Дейрдре», – вернувшись,
сообщил он.
Любопытно, повторится ли подобное ощущение, если что-нибудь
случится с Роуан? Или она слишком далека от Гиффорд в родстве? Кто знает,
может, Роуан умерла ужасной смертью через несколько часов после своего
исчезновения? Нет, этого не может быть. Потому что от нее приходили письма и
сообщения. Райен сказал, что все шифры были абсолютно правильными. К тому же
Роуан лично звонила знакомому доктору в Калифорнию.
Да, завтра они узнают подробности этого разговора, как
говорится, из первых уст. Вернувшись в своих размышлениях к тому, с чего она
начала, Гиффорд повернулась спиной к морю и медленно направилась в сторону
темнеющей дюны.
По обеим сторонам от нее стояли низенькие домики, которые,
казалось, навечно вросли в окружающий ландшафт. За ними возвышались более
внушительные здания с многочисленными огоньками на крышах, чтобы их в темноте
могли заметить низко летящие самолеты. А где-то далеко-далеко сияли огни города
Над морем у самого горизонта, отливая лунным светом, клубились кучевые облака.
Да, пора запереть дом и лечь спать. Причем непременно возле
камина К ней наконец пришла та сладостная истома, которая предвещала приятный
сон. В такие минуты она любила оставаться одна и засыпать под шипение пламени.
Поутру ее разбудит кофеварка, которая включится в половине шестого. В крайнем
случае она услышит, как к берегу причалит первая лодка.
Среда Великого поста. На Гиффорд снизошло чувство глубокого
умиротворения, нечто среднее между верой и набожностью. Прах к праху… Впрочем,
хватит о прахе. В свое время она срежет святую пальмовую ветвь на Пальмовое
воскресенье. Возьмет с собой Мону, Пирса, Клэнси и Джен и, как в старые добрые
времена, отправится в Страстную пятницу в церковь, чтобы поцеловать крест.
Возможно, они даже посетят все девять церквей – Имени Господня, Святого Духа,
Святого Стефана, Святого Генриха, Пресвятой Богородицы, Вечной помогли Божьей
Матери, Святой Марии, Святого Альфонса, Святой Терезы, – как: делали
прежде с Алисией и Старухой Эвелин. В те времена все храмы находились в центре
города, а в городе было полным-полно католиков, причем истинно верующих
католиков.
Им не всегда удавалось заглянуть в церковь Святого Патрика,
и чаще всего они проходили мимо негритянской церквушки на Луизиана-авеню, хотя
могли бы запросто в нее зайти, потому что в католических церквах никакой
сегрегации не было, а церковь Святого Духа воистину стоила того, чтобы на нее
посмотреть. Во время обхода церквей бабушка Эвелин никогда не упускала случая
вспомнить о том, как снесли храм Святого Михаила. Там когда-то подвизалась
сестрой милосердия их двоюродная сестра Марианна. Было до боли грустно слушать о
том, как разнесли по частям эту церковь вместе с монастырем и всеми святынями,
которые потом распродали с молотка Кстати сказать, Марианна тоже была потомком
Джулиена Во всяком случае, так говорили.
Интересно, сколько из этих церквей до сих пор сохранилось?
Да, в этом году в Страстную пятницу надо будет обязательно проехать до
Амелия-стрит и предложить Моне разыскать их. Девушка всегда обожала
приключения, особенно сопряженные с рискованным посещением окрестностей. Только
так можно было ее куда-то завлечь. «Мона, я хочу разыскать девять
церквей, – скажет ей Гиффорд, – которые обыкновенно посещала бабушка
Надеюсь, их еще не снесли». А что, если они возьмут с собой и бабушку Эвелин?
Ее мог бы подвезти Геркулес, а они пошли бы рядом пешком. Бабушка Эвелин уже
слишком стара и не в силах долго ходить. Хотя, возможно, все это будет
выглядеть очень глупо.
Что же касается Моны, то она, скорее всего, охотно
откликнется на предложение Гиффорд. Только опять начнет расспрашивать о
виктроле. И кто ей вбил в голову, что теперь, когда дом на Первой улице
отремонтировали, кто-нибудь непременно должен найти виктролу на чердаке и
отдать ей? Рано или поздно ей придется узнать, что никакой виктролы на чердаке
давным-давно нет. Ее спрятали вместе с жемчугом там, где никто…
Мысли покинули Гиффорд в мгновение ока, словно внезапно
выпорхнули у нее из головы. Она дошла до начала дощатого настила и посмотрела
вниз на свой уютный дом – на залитую мягким мерцающим светом жилую комнату, на
большие, обтянутые кремовой кожей кушетки и на выложенный плиткой цвета
карамели пол.
В доме Гиффорд кто-то был. И этот «кто-то» стоял справа от
камина возле кушетки, той самой, на которой она весь вечер дремала Она видела,
что он поставил ногу на нижний край камина – точь-в-точь как любила ставить
туда босую ногу сама Гиффорд, чтобы ощутить, насколько тот успел прогреться.
Но этот человек не был бос. Да и одежду его обыкновенной,
пожалуй, не назовешь. В свете камина он выглядел истинным щеголем. Высокий и
величественно худощавый, он почему-то сразу напомнил ей Ричарда Кори из старой
поэмы Эдвина Арлингтона Робинсона.
Она медленно прошла по дощатому настилу и укрылась от ветра
в относительно тихом и теплом заднем дворике. Сквозь стекла дверей ее дом был
виден как на ладони. Да, положительно в нем было что-то не так. Общую картину
нарушал высокий незнакомец. Что-то в его облике Гиффорд сразу насторожило. На
нем был темный твидовый пиджак и шерстяной свитер. Но не они привлекли ее
пристальное внимание. Необычными были его длинные, блестящие черные волосы.
Они доходили до плеч, делая его похожим на Христа. Это
сравнение почему-то сразу пришло Гиффорд на ум В самом деле, когда он
повернулся и посмотрел на нее, ей сразу вспомнились открытки с изображением
Иисуса из дешевой лавки. Ярко раскрашенные сияющими красками, они выглядели
довольно милыми, а изображенный на них Христос, если их повертеть, попеременно
то открывал, то закрывал глаза. Его одежды обычно ниспадали мягкими складками,
длинные локоны сияли, а в смиренной улыбке не было ни боли, ни таинственности. Надо
сказать, что у незнакомца были такие же, как у Христа, аккуратные усы и борода,
и это придавало его лицу выражение святости и величественности.
