Мама, мамочка моя,
Можно искупаюсь я?
Ну конечно, моя дочка,
Юбку положи на кочку,
Туда же кофту и чулки,
Но к воде не подходи!
От этого детского стишка, который в свое время рассказала
ему Маргарита, равно как: от ему подобных, он всегда заливался гомерическим
хохотом. Когда-то Стелла научила его скороговорке: «Четыре черненьких
чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж». Теперь он любил
повторять ее, с каждым разом ускоряя темп, так что под конец слова сливались в
длинную свистящую абракадабру.
Его забавляли причудливые идиомы английского языка, и Роуан
стала специально подбирать для него интересные обороты речи. Когда он слышал
такие выражения, как «Throw Mamma from a window a kiss»
[34]
, с ним едва не
случалась истерика. Воистину смешными казались ему приемы аллитерации, поэтому
он радовался, как ребенок, когда слышал такие песенки, как эта:
Задачку задал мне король -
Сухой, мол, вылезти изволь,
Сухой из мокрой речки!
А я на выдумку лихой,
Возьму и вылезу с ухой!
Казалось, чтобы прийти в веселое расположение духа, ему было
достаточно видеть шевелящиеся губы Роуан, с которых слетало очередное
четверостишие. Сначала Лэшер внимал ему как завороженный, а потом принимался
повторять его, словно навязчивую идею.
Питер, Питер, тыквоед!
Не сберег жену от бед.
Ее на полку посади
Да во все глаза гляди!
Напевая эти песенки, подчас он даже пускался в пляс.
Когда он пребывал в царстве духов, музыка доставляла ему
несказанное удовольствие. Он слышал ее только тогда, когда от людей не исходило
никаких прочих звуков. Сюзанна любила напевать во время работы. Однажды Лэшер
вспомнил несколько древних фраз, которые, судя по всему, звучали на галльском.
Их значения, как ни странно, он не знал, а вскоре и вообще их позабыл. В другой
раз он продекламировал какие-то проникновенные стихи на латыни, но повторить
их, сколько ни пытался, больше не смог.
Как-то ночью он проснулся, чтобы поговорить с Роуан о
соборе, вернее сказать, о том, что некогда с ним произошло. Очевидно, ему что-то
привиделось во сне, потому что он был весь в поту. Потом Лэшер заявил, что они
должны отправиться в Шотландию.
– Этот Джулиен. Этот проклятый умник, – говорил
Лэшер. – Его подмывало докопаться до самой сути. Узнать суть вещей Он
говорил со мной загадками, которые я отрицал. – Он снова прилег, тихим
голосом добавив: – Я Лэшер. Я слово, которое стало плотью. Я тайна. Я проник в
этот мир и теперь принужден страдать от всех последствий, на которые обрекла
меня плоть. Но я не имею понятия о том, каковы будут эти последствия. И кто я
такой.
К этому времени своим внешним видом он уже заметно выделялся
среди толпы, однако отнюдь не выглядел монстром. Из-под черной шляпы, которую
он имел обыкновение надвигать низко на лоб, виднелись волнистые, ниспадающие до
самых плеч волосы. Плотно обтягивающие фигуру брюки и пиджаки, еще больше
подчеркивавшие худощавость фигуры, делали его похожим на представителя слегка
чокнутой богемной молодежи. Например, его вполне можно было принять за одного
из фанатов рок-звезды Дэвида Боуи. Где бы они с Роуан ни находились, люди везде
обращали на него внимание и вполне доброжелательно относились к его веселому
состоянию духа, невинным вопросам, спонтанным и зачастую довольно бурным
приветствиям. Он мог с легкостью заговорить с кем-нибудь в магазине и начать
его расспрашивать о чем угодно, поскольку питал ко всему живейший интерес.
Произношение Лэшера носило на себе некоторый налет французского, но в разговоре
с Роуан теряло этот акцент, как будто подстраивалось под ее собственное.
Если посреди ночи она пыталась позвонить по телефону, он
просыпался и вырывал у нее из рук трубку. Если она хотела выйти из комнаты, он
тотчас преграждал ей путь. Он требовал, чтобы останавливались они только в тех
гостиничных номерах, в которых ванные комнаты были без окон. К тому же он
следил за тем, чтобы в них не было телефонных аппаратов; в противном
случае он сразу же вырывал их из розетки. Другими словами, он не выпускал Роуан
из поля своего зрения, за исключением тех редких случаев, когда ей удавалось
закрыться в ванной, прежде чем он успевал ее настичь.
Однажды ее терпение лопнуло, и она попыталась настоять на
своем:
– Я должна позвонить и выяснить, что случилось с
Майклом.
К ее удивлению, вместо ответа она получила удар, который
оказался таким сильным, что она упала спиной на кровать, а пол-лица у нее
тотчас раздулось, предвещая большой синяк. Лэшер расплакался, после чего лег с
ней рядом и принялся сосать ей грудь. Потом, не отрываясь от этого занятия,
овладел ею, доставив тем самым ей несказанное удовольствие. Когда он принялся
целовать ее распухшее лицо, она ощутила, что вновь приближается к пику
блаженства, несмотря на то что он уже из нее вышел. Парализованная
сладострастным порывом, она лежала в позе мертвеца – с переплетенными пальцами
рук и сложенными вместе ногами.
В ту ночь он поведал ей о своих впечатлениях, когда пребывал
среди мертвых и был для всех потерянным.
– Расскажи мне о своих самых ранних воспоминаниях.
Он ответил, что там, где он был, не существовало времени.
– А что ты чувствовал к Сюзанне? Любовь?
Немного поколебавшись, он сказал, что питал к ней большую,
испепеляющую душу ненависть.
– Ненависть? Но почему?
Честно говоря, Лэшер и сам не знал ответа Устремив взор в
окно, он признался, что вообще недолюбливает людей, потому что они неуклюжи,
глупы и не могут оперировать возможностями своего мозга так, как он. Поэтому он
всегда их одурачивал, хотя впредь больше был не намерен это делать.
– А какая была погода в то утро, когда умерла
Сюзанна? – полюбопытствовала Роуан.
– Мокрая и холодная. Дождь лил как из ведра Из-за этого
поначалу даже решили отложить сожжение. Однако к полудню все устроилось само
собой. Небо расчистилось. И вся деревня была готова к совершению ритуала– Лэшер
выглядел расстроенным.
– Кто тогда был королем Англии? – осведомилась
Роуан.
