Он еще больше помрачнел:
— Я не это имею в виду! Джон говорил, что я слишком много времени провожу в деревне? И отец?
— Мне это неинтересно, поэтому я не слушала, — холодно сообщила я. — Простите...
Но он быстрым движением преградил мне путь:
— Мне наплевать, что обо мне говорят, но они не имеют никакого права восстанавливать вас против меня! Никакого права! Что же касается Джона, то кто говорит, что он святой? Только сам Джон. Я мог бы порассказать вам о моем братце-ханже такое, что вас удивило бы!
— Никто не пытался восстанавливать меня против вас, — отрезала я, все больше сердясь. — Кроме вас самого. Вы и сейчас это делаете! А миссис Хадсон держит ваш ленч горячим, хотя остальные уже почти поели. Ваш отец в ярости!
— Какое мне до них дело? От отца мне надо только одно — чтобы все это скорее закончилось, — он махнул рукой в сторону музея, — и его подпись на списках! Я не собираюсь отказываться от моей доли доходов. Иначе я давно покинул бы этот дом и Уэргилд-Айленд. Это место для простачков. Или для таких отшельников, как Джон.
— Меня не интересуют ваши семейные проблемы, — раздраженно произнесла я. — Вы дадите мне пройти?
— Разумеется, — отозвался он, вдруг широко улыбнувшись. — Так вы идете в деревню с Джоном? Поэтому так оделись? Будьте осторожны с ним, Дениз! Он не тот, кем кажется!
— Я не собираюсь идти в деревню с вашим братом! И ни с кем другим.
Я проскользнула мимо него и пошла не оглядываясь, но я чувствовала, что он следит за мной.
— Вы не знаете, чего лишаетесь! — крикнул мне вслед Рандолф. — Танцы в деревне и в самом деле что-то! Хорошее развлечение и полно выпивки! Все веселятся! Если передумаете, приходите туда. Послушаете музыку. Только не приводите Джона. Вы испортите вечер всем, в том числе и мне...
Его голос стих, когда я свернула в коридор, гнев быстро нес меня в мою комнату. Я с силой толкнула дверь, больно ударив руку, так как она оказалась запертой, хотя я оставила ее открытой.
— Ах ты, черт! — выругалась я и в сердцах потрясла ручку.
Я помнила, что, уходя, не запирала дверь, и вовсе не была уверена, что захватила с собой ключ. Но, пошарив в кармане юбки, с облегчением вздохнула, нащупав чехол с ключом.
Однако мое облегчение тут же сменилось замешательством. Нагнувшись к замку, я услышала шум, похожий на то, будто в комнате кто-то тащил по полу что-то тяжелое. Но вскоре этот шум прекратился, наступила мертвая тишина.
Я еле сдержалась — так мне хотелось позвать Джона или профессора. Должно быть, кто-то из слуг, вероятно Эдна, прибирается в комнате.
Повернув непослушными пальцами ключ в замке, я постучала, затем мягко открыла дверь, с тревогой заглянув внутрь.
— Эдна? Это вы, Эдна?
Но не увидела ни метлы, ни пылесоса, ни ведра, ни швабры, ни самой Эдны. Большая комната выглядела точно так же, как я ее оставила. Пара порванных нейлоновых чулок валялась на кровати. Ничего не двигалось.
Моя комната была пуста!
Я осторожно вошла, готовая в любую минуту ринуться наутек. Большой письменный стол по-прежнему стоял возле стены, и я, немного подвинув его, пересчитала шурупы на скользящей панели. Они крепко сидели на своих местах.
Стараясь успокоиться, я огляделась, но страх меня не покидал. Что же все-таки я слышала в этой проклятой комнате? Что могло вызвать этот писк тогда ночью и шум, раздававшийся только что? Я никогда не была суеверной, но, признаюсь, в этот момент мне было очень не по себе.
В комнате ничто не могло бы вызвать эти звуки. Окна и занавески находились на своих местах. Когда я раздраженно их потрясла, не раздалось даже треска. Высунув голову из окна, я осмотрела стены, но тоже ничего не обнаружила. Сбитая с толку, отошла назад. Шум, наверное, тоже, как и писк, доносился из потайного хода. Больше неоткуда!
Крыс следовало исключить; профессор упорно настаивал, что на Уэргилд-Айленде есть только домашние животные. И во всяком случае, такие маленькие существа не могли наделать такого шума, который я слышала. В потайном ходе, скорее всего, есть кто-то гораздо крупнее, чем крыса. Может, туда сдуру забралось какое-нибудь домашнее животное и оказалось в ловушке?
Но это глупо. Как оно могло туда попасть? Ведь профессор говорил, что этот ход соединяет комнату только с музеем и воспользоваться им можно лишь одним способом — открыв панель, намертво теперь закрепленную. Один путь из музея сюда, подумала я, внезапно испугавшись. Тот, кто входил в комнату, наверняка шел из музея!
Я содрогнулась и опять пристально огляделась. И все-таки в моей комнате было что-то странное. Что-то неуловимое, неприятно знакомое...
Осознание пришло, внезапно, а с ним и приступ такого ужаса, который я никогда раньше не испытывала. Это заставило меня резко вскрикнуть. Я стояла посреди комнаты, сердце мое бешено колотилось, а в ногах ощущалась странная слабость, потому что я вдруг почувствовала, как легкий ветерок из открытого окна медленно рассеивает затхлый, неуловимый запах, который всю неделю преследовал меня в музее!
Это был запах египетской или шумерской земли, остающейся, когда мы плавили воск. Он исходил от рассыпающихся, разлагающихся предметов, которые мы с бесконечной заботой реставрировали и заносили в каталог.
Это был запах древних могил давно забальзамированных мертвецов в недавно обнаруженных саркофагах!
Глава 5
Женщина, должно быть, непостоянное существо, решила я, оживленно шагая по тропинке, идущей через лес. Мне больше не было страшно, как там, в моей пустой спальне. Наверное, солнечный свет, пробивающийся сквозь ветки над моей головой, и шелест опавших листьев под ногами сделали свое дело. Ведь дорога была действительно прекрасной, и иногда я мельком видела за деревьями холодное, как сталь, море.
Время от времени яркий лист бабочкой слетал вниз. В лесу было тихо, если не считать завывания ветра. Деревья клонились в сторону материка, намекая, что сильные, непрерывные ветры в основном дуют с северо-востока, к заливу Фанди, между Новой Шотландией и берегом залива Мэн. Они охватывали Северную Атлантику, Гудзонов пролив, могущественный Гудзонов залив, где когда-то шотландские чиновники торговых постов правили, как главы семейных кланов у себя на родине. Я предположила, что ветры приходили с восточного берега зажатой льдами Гренландии, где эскимосы уже готовились к суровой, долгой и темной зиме.
Но сейчас, при ярком солнечном свете, пробивающемся сквозь осеннюю листву, создающую у меня под ногами яркий, красочный ковер, такие понятия, как зима или страхи, казались мне отдаленными и несущественными. Деревья защищали меня от ветра. Солнце сияло. Зеленое море сверкало перед глазами.
От ветра и быстрой ходьбы я раскраснелась и чувствовала себя отдохнувшей, здоровой, бесстрашной! Сейчас мне стало понятно, что неуловимый запах в моей комнате шел от халата и чулок, в которых я работала в музее. Какая глупость позволить чувствам возобладать над разумом! Даже шуму, который я слышала, можно найти простое объяснение. Мне следовало проверить все комнаты рядом, прежде чем бежать, как испуганная школьница! Наверняка в одной из них, неподалеку, работала Эдна или кто-нибудь еще из слуг!
