Воздух словно уплотнился и потемнел, образовав вокруг люстры
нечто похожее на огромное кольцо дыма… Только это был не дым. Так кружит
подхваченная ветром паутина.
– А я могу уничтожить тебя?
– Нет.
– Почему?
– Роуан, ты меня мучаешь.
– Почему я не могу тебя уничтожить?
– Роуан, твой дар состоит в способности видоизменять
материю. А такой материи, которая была бы ему подвластна, во мне нет. Ты можешь
лишь разрушить ткань, необходимую мне для создания видимого облика, но ведь я
сам разрушаю ее, когда распадаюсь на частицы. Ты это видела. Ты способна всего
лишь навредить моему временному облику в минуты материализации, как, например,
в тот день, когда я впервые предстал перед тобой. Или когда появился на берегу
моря. Но мою сущность тебе не уничтожить. Я всегда был и остаюсь рядом. Я
вечен, Роуан.
– Но, предположим, я сейчас скажу, что все кончено,
Лэшер, что отныне я отказываюсь тебя видеть и не желаю служить твоим порталом,
что распахну дверь в будущие века только перед Мэйфейрами, перед моим еще не
рожденным ребенком и мечтами, которые стремлюсь осуществить. Как ты тогда
поступишь?
– Не разменивайся по мелочам, Роуан. Все твои мечты
ничто по сравнению с теми тайнами и возможностями, которые предлагаю я. Только
представь, Роуан, каких вершин ты сможешь достичь, когда я полностью изменюсь и
мой вечный дух обретет тело.
– А если это случится, Лэшер, если произойдет слияние и
ты предстанешь передо мной во плоти, как тогда изменится твое отношение ко мне?
– Я буду самозабвенно любить тебя, Роуан, ведь ты
станешь для меня и матерью, и создателем, и учителем. Разве я смогу не любить
тебя? Только представь, как сильно я буду нуждаться в тебе. С твоей помощью мне
предстоит научиться ходить, видеть, разговаривать и смеяться. Я превращусь в
беспомощное дитя, зависящее от тебя во всем. Разве ты не понимаешь? Я буду
обожать тебя, моя возлюбленная Роуан. Я клянусь исполнять любое твое желание, и
силы во мне будет в двадцать раз больше, чем теперь. Почему ты плачешь? Откуда
эти слезы в твоих глазах?
– Это все обман, игра звука и света, твое ведьмовство.
– Нет, я есть то, что я есть, Роуан. Твоя рассудочность
делает тебя слабой. Ты видишь далеко. Всегда видела. Двенадцать могил и одна
дверь, Роуан.
– Не понимаю. Ты играешь со мной, сбиваешь меня с
толку. Я перестаю улавливать смысл.
Молчание, а затем повторился знакомый звук: словно вздох
пронесся по комнате. Печаль будто завибрировала в воздухе, она окутала Роуан
как облако, волнистая, непрозрачная тень прокатилась по всему залу, оплела
люстры, заполнила зеркала чернотой.
– Ты сейчас вокруг меня, да?
– Я люблю тебя, – произнес он тихим шепотом совсем
близко, и ей показалось, будто губы коснулись ее щеки. Она напряглась, но не
смогла побороть охватившую ее сонливость.
– Прочь от меня, – сказала она. – Я хочу
побыть одна. Я не обязана тебя любить.
– Роуан, чем я могу тебя одарить? Какой подарок тебе
принести?
И снова что-то легко коснулось ее лица, отчего по всему телу
пробежала дрожь. Грудь напряглась под шелковой ночной рубашкой, внутри все
запылало и заныло от голода.
Она постаралась рассеять туман перед глазами. В комнате
стало еще темнее. Огонь окончательно погас, хотя секунду назад еще теплился.
– Это все твои фокусы. – Воздух вокруг снова стал
осязаемым. – Ты и с Майклом проделывал то же самое.
– Нет. – Короткое слово прозвучало как нежный
поцелуй.
– Когда он тонул… те видения… твоя работа!
– Нет, Роуан. Его здесь не было. Я не мог последовать
за ним туда, где он оказался. Я существую только рядом с живыми.
– А когда он в тот вечер был здесь один и купался в
бассейне, это ты вызвал призраков?
– Нет.
Она безуспешно старалась унять дрожь, сотрясавшую все тело.
Ощущение было таким, будто она поймана в паутину.
– Ты видел призраков, явившихся Майклу?
– Да. Но я видел их глазами Майкла.
– Что это было?
– Не знаю.
– Почему не знаешь?
– Это были образы умерших людей, Роуан. А я принадлежу
миру живых. И ничего не знаю о мертвых. Не говори со мной о них. Мне ничего не
известно о Боге, как и о всем прочем, что не относится к земле.
– Надо же! В таком случае что ты подразумеваешь под
словом «земля»? – Что-то дотронулось до ее затылка и нежно приподняло завитки
волос.
– Вот этот мир, Роуан. Дело в том, что сферы, в которых
существуешь ты, и сферы, в которых существую я, принадлежат к физическому миру,
хотя они параллельны и никогда не пересекаются. Я обладаю той же физической
природой, Роуан, и столь же естествен, как все, что обитает на земле. И я жажду
тебя, Роуан. Огонь моей жажды столь же чист, как любое пламя в этом мире.
– А как же призраки, которых Майкл видел в день нашей
свадьбы в этой самой комнате? – спросила она. – Это ты вызвал их?
– Нет.
– Ты видел их? – Она почувствовала, будто перо
коснулось ее щеки.
– Глазами Майкла. У меня нет всех ответов, которые ты
требуешь.
Что-то тронуло ее грудь, погладило, коснулось бедер. Она
снова подобрала ноги под себя. Камин успел остыть.
– Прочь от меня! – прошептала она. – Ты
воплощение зла.
– Нет.
– Ты приходишь из ада?
– Ты играешь со мной. Я пребываю в аду страстного
желания доставить тебе удовольствие.
– Прекрати. Меня клонит в сон. Не хочу больше здесь
сидеть.
Она обернулась и взглянула на почерневший очаг, где не
осталось ни единого тлеющего уголька. Веки отяжелели, она не могла шевельнуть
ни рукой, ни ногой. Сделав усилие, она кое-как поднялась, цепляясь за каминную
полку, и поняла, что не в состоянии дойти до лестницы. Тогда она повернулась,
снова опустилась на колени и легла на мягкий китайский ковер. В воздухе
разлилась приятная свежесть. Это ощущение усиливал нежный шелк рубашки,
прильнувшей к телу. Роуан словно грезила наяву: ей казалось, что белый гипсовый
медальон над люстрой ожил, резные листья аканта сворачивались и трепетали.
