– …Ну, например, я исполинских размеров; я должен
сконцентрировать свои частицы, чтобы обрести силу; я могу применять свои
способности; могу чувствовать боль, когда о ней думаю.
– Да, но каким образом ты думаешь? И откуда берется
твоя сила? Вот главные вопросы.
– Не знаю. Когда Сюзанна позвала меня, я собрал себя в
единое целое. Я сделался таким маленьким, словно собирался пройти сквозь узкую
щель. Я ощутил свою форму и растянулся в виде пятиконечной звезды –
пентаграммы, которую она нарисовала, и каждую из этих конечностей я удлинил. Я
заставил раскачиваться и дрожать деревья, сделал так, что падали листья.
Тогда-то Сюзанна и назвала меня своим Лэшером…
– Тебе понравилось то, что ты делал.
– Да, как и то, что Сюзанна видела все это. Сюзанне
тоже понравилось. Иначе я ни за что не стал бы это повторять. Я просто сразу
забыл бы об этом – и все.
– Что в тебе есть физического помимо энергии?
– Не знаю! – В голосе, по-прежнему нежном, тем не
менее звучало отчаяние. – Это должна сказать ты, Роуан. Стань мне ближе.
Покончи с моим одиночеством.
Огонь в камине почти погас, но разлившееся по всей комнате
тепло окутывало Роуан словно одеялом. Ее клонило в сон, но голова оставалась
ясной.
– Давай вернемся к Джулиену. У него была такая же сила,
как у меня?
– Почти такая же, моя любовь. Но не совсем А еще у него
была игривая и богохульная душа, которая носилась, пританцовывая, по всему миру
и с одинаковым удовольствием как разрушала, так и строила. В тебе больше
логики, Роуан.
– А разве это добродетель?
– У тебя огромная сила воли, Роуан.
– Понятно. Ее не так-то легко сломить, не то что силу
воли Джулиена.
– Верно сказано, Роуан!
Она снова тихо рассмеялась, но тут же вновь сделалась
серьезной и стала пристально всматриваться в мерцающее пространство.
– А Бог есть, Лэшер?
– Не знаю, Роуан. С течением времени я пришел к выводу,
что да, наверное, Бог есть, но одна только мысль об этом наполняет меня
яростью.
– Почему?
– Потому что я испытываю боль, а если есть Бог, то Он
ее и создал.
– Я прекрасно тебя понимаю, Лэшер. Но если Он существует,
значит, Он создал и любовь…
– Да… Любовь… Любовь – первопричина моей боли, –
тихо произнес голос. – Именно она источник всех моих передвижений во
времени, устремлений и планов. Все мои желания продиктованы любовью. Наверное,
можно сказать, что я был… хотя я был точно таким, как сейчас… что я был
отравлен любовью, что от зова Сюзанны я проснулся, чтобы любить и познать
кошмар страсти. Но я все видел. И полюбил. И пришел сюда.
– Твои слова расстраивают меня, – неожиданно
сказала Роуан.
– Любовь изменила меня, Роуан. Из-за нее я впервые
почувствовал неудовлетворенность.
– Понимаю.
– А теперь я стремлюсь видоизмениться, обрести плоть, и
это будет высшей точкой моей любви. Я так долго ждал тебя. До того как ты
появилась, я видел столько страданий, что, будь у меня слезы, они лились бы
потоком. Бог свидетель, ради Лангтри я создал иллюзию, будто плачу. Это был
истинный образ моей боли. Я горевал не только по Стелле, но по всем моим
ведьмам. Когда умер Джулиен, я испытал агонию. Моя боль была так велика, что я
чуть было не вернулся в царство луны, звезд и тишины. Но было слишком поздно. Я
бы не вынес одиночества. Мэри-Бет позвала – и я вернулся. Я заглянул в будущее
и снова увидел тринадцатую. Я увидел, что сила моих ведьм возросла.
Роуан снова сомкнула веки. Огонь погас. Комнату наполнял дух
Лэшера Хотя он был недвижим и не тяжелее воздуха, она кожей чувствовала его
прикосновение.
– Когда я обрету настоящую плоть, – сказал
он, – смех и слезы станут для меня такими же обычными, как для тебя или
Майкла. Я превращусь в совершенный организм.
– Но не человеческий.
– Лучше, чем человеческий.
– Но не человеческий.
– Более сильный и выносливый, так как я буду живым
воплощением разума, и у меня больше мощи, гораздо больше, чем у любого ныне
здравствующего человека. Повторяю: я превращусь в новую особь. Стану тем видом,
который сейчас не существует в природе.
– Это ты убил Артура Лангтри?
– Не совсем. Он уже умирал. То, что он увидел, ускорило
его смерть.
– Но зачем ты показался ему?
– Потому что он был сильным и обладал способностью
видеть меня, а я хотел, чтобы он попытался спасти Стеллу, ведь я сознавал, что
она в опасности. Карлотта была врагом Стеллы. Карлотта обладала такой же силой,
как ты, Роуан.
– Почему Артур не помог Стелле?
– Ты знаешь историю. Было слишком поздно. В такие
моменты, требующие присутствия во времени, я становлюсь как дитя. Я был
побежден одновременностью, потому что действовал во времени.
– Не понимаю.
– Выстрелы прозвучали в тот момент, когда я предстал
перед Лангтри. Пуля попала в голову Стеллы, и смерть наступила слишком скоро. Я
вижу далеко, но не могу предугадать все неожиданности.
– Так ты ничего не знал?
– Карлотта провела меня. Она направила меня не в ту
сторону. Я тоже иногда совершаю ошибки. По правде говоря, меня очень легко обмануть.
– Каким образом?
– Зачем мне рассказывать? Чтобы тебе было легче
справиться со мной? Ты сама знаешь, каким образом. Ты такая же сильная ведьма,
как Карлотта Она проделала это, сыграв на чувствах Лайонела, и представила
убийство как проявление любви. Она внушила Лайонелу, что он должен взять в руки
пистолет и выстрелить в Стеллу. Меня не насторожили ее ненависть и злоба. Я
просто не обратил внимания на любовные мысли Лайонела. А потом он смертельно
ранил Стеллу, она упала и, широко открыв глаза, беззвучно позвала меня. Но
спасти ее не было надежды. А Лайонел выстрелил во второй раз, навсегда изгнав
дух Стеллы из ее тела.
– Но ты убил Лайонела. Ты довел его до смерти.
– Это так.
– А Кортланд? Ты и его убил?
– Нет. Я боролся с Кортландом. Я противостоял его силе,
и ему не удалось применить ее против меня. Он, можно сказать, пал в сражении. Я
не убивал твоего отца.
– Зачем ты с ним боролся?
