Попугай, наклонив головку, сказал низким гортанным голосом:
– Входите и садитесь, прошу вас. Входите, садитесь в кресло…
Взмахнув победно крыльями, он крикнул:
– Положи пистолет, Эллен! Не стреляй! Господи, ты меня
застрелила!
Зрители смотрели широко раскрытыми глазами: очевидно, они
присутствовали при том, как попугай обвиняет свидетельницу.
– Это точно Казанова! – воскликнула с радостной улыбкой
Эллен.
Прокурор заговорил снова тем же драматическим тоном:
– Я хочу, чтобы слова попугая были записаны в протокол.
Попугай обвиняет свидетельницу. Пусть это будет зафиксировано в протоколе.
Мейсон насмешливо посмотрел на него.
– Должен ли я понять, что вы включаете этого попугая в число
свидетелей?
– Попугай сделал заявление, я требую, чтобы оно было
занесено в протокол.
– Но попугая не приводили к присяге, – напомнил Мейсон.
Прокурор обратился к коронеру:
– Попугай сделал заявление. Его все ясно слышали.
– Я бы очень хотел знать, считает ли прокурор попугая
свидетелем обвинения?
– Какое это имеет значение? Попугай сделал заявление.
Внесите его в протокол.
– Если попугай включается в число свидетелей, – сказал
Мейсон, – я должен иметь право на перекрестный допрос.
Коронер возмутился:
– Что за ерунда! Попугай не может быть свидетелем, но он
что-то сказал. Если желаете, эти слова можно внести в протокол. Я думаю, что
Жюри прекрасно понимает положение вещей. Лично я никогда не верил в разумность
внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные
что-то слышат, они это слышат. И достаточно. Продолжайте допрос.
– Мне думается, что у меня больше нет вопросов.
– У меня тоже… впрочем, подождите. Если этот попугай
Казанова, то откуда же взялся тот попугай, которого убили? – спросил Спраг,
обращаясь к Эллен.
– Я не знаю.
– Он был в вашем доме?
– И этого я не знаю.
– Вы должны иметь к этому какое-то отношение.
– Не имею ровно никакого.
– Но вы уверены, что это Казанова?
– Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него не хватает
одного когтя. Ну, а потом, он всегда говорил про этот пистолет.
– Так вы слышали это и раньше?
– Помню, мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу
домой.
Прокурор заговорил с важным видом:
– Мисс Монтейз. Я не убежден, что ваша истерика была вызвана
одним видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее
и…
Мейсон поднялся на ноги.
– Никакой необходимости смотреть на этого мертвого попугая у
вас нет, мисс Монтейз.
Спраг покраснел.
– А я настаиваю, чтобы она это сделала!
Но Мейсон твердо стоял на своем:
– Мисс Монтейз больше не будет отвечать на вопросы. Ее
вызвали как свидетельницу. Она в колоссальном эмоциональном напряжении.
Присяжные поймут меня: я нахожу, что она закончила дачу показаний, и у коронера
и у прокурора имелась возможность обо всем расспросить. Я не разрешу продолжать
допрос без должного на то основания.
– Он не имеет права что-либо запрещать! – закричал Спраг.
– Не знаю, имеет ли он право на это или нет, но я знаю, что
эта молодая женщина страшно нервничает. Вряд ли гуманно вот так продолжать ее
допрашивать. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием,
оберегают ее от всяких неприятностей. Мисс Монтейз за одни сутки пришлось
пережить очень много. Я как коронер ее отпускаю. Нам нужны факты, а не
бессмысленное топтание на месте. У вас еще будет возможность допросить ее перед
Большим жюри… А сейчас я прошу на место для свидетелей миссис Сейбин-Уоткинс.
– Ее здесь нет, – сказал шериф Барнет.
– Где она?
– Не знаю, я не мог вручить ей повестку с вызовом на
дознание!
– Ну, а Стив Уоткинс?
– То же самое.
– Ричард Вейд, секретарь, здесь?
– Да. Он получил повестку и явился.
– Хорошо, пока послушаем сержанта Голкомба.
После формальных вопросов сержанта просили рассказать о
корзине с рыбой, найденной в хижине Сейбина.
– Рыба была направлена в техническую лабораторию
полицейского департамента. Мы проделали несколько экспериментов. Вернее, я лишь
присутствовал при этом, но знаю, что обнаружили эксперты.
– Что же они обнаружили?
– Рыба, естественно, совершенно испортилась, но все же можно
сказать, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После этого рыбу не
промывали.
– А на следующий день вы поехали в хижину вместе с шерифом
Барнетом?
– Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом
мы там назначили свидание с Ричардом Вейдом. Он прилетел, в смысле должен был
прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним в таком месте,
где нам не будут мешать репортеры. Мы поехали в хижину и по дороге
повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд прибыл несколько позднее нас.
Коронер попросил раздать фотографии, сделанные внутри и
снаружи домика, членам Жюри и потом снова обратился к сержанту:
– Сержант, я хочу, чтобы вы, опытный полицейский офицер,
высказали свои соображения по поводу того, что было обнаружено в доме.
Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону:
– Боюсь, вы станете возражать, что это субъективное мнение
свидетеля. Но у сержанта богатый опыт в делах такого рода, и поэтому я бы хотел
его услышать.
– Почему, я считаю ваш вопрос вполне правомерным, – спокойно
сказал Мейсон. – Только так можно до конца выяснить все факты.
Сержант выпятил грудь колесом, выставил одну ногу и
заговорил с необычайным апломбом:
– Фремонта К. Сейбина убила Эллен Монтейз. Десятки улик
доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Сейбин женился на ней под
вымышленным именем, и таким образом она стала женой двоеженца. Он ей лгал,
обманывал ее, изворачивался. Когда она узнала, что она в действительности вышла
замуж за Фремонта К. Сейбина, законная супруга которого живет и здравствует,
она застрелила его. Возможно, что она не думала его убивать, когда ехала в
хижину. По нашим наблюдениям, при убийствах на почве чувств женщины такой
категории частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине, что,
мол, с ней нельзя безнаказанно шутить. А когда она направила на него пистолет,
то нажала на курок почти автоматически. Это рефлекс… Моментальная капитуляция
перед натиском эмоций. Результат, разумеется, трагический. Во-вторых, у Эллен
Монтейз было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа,
абсурдны, им даже ребенок не поверил бы. Самоубийство исключается. Пистолет был
найден на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты всякие следы.
В-третьих, она признает, что была на месте преступления в самый момент
убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.
