– Никакого, – покачал головой Мейсон. – Завещание составлено
таким образом, что Эллен У. Сейбин полностью вышла из игры. Расскажите мне про
этого брата.
– Я дядю Артура почти не знаю, – сказал Чарлз Сейбин. – Я
его ни разу не видел, но вообще-то понимаю, что он весьма оригинален. Например,
после того, как папа разбогател, он несколько раз уговаривал дядю Артура войти
в дело, но тот наотрез отказывался. Отец ездил к нему, на него произвела
огромное впечатление философия жизни дяди Артура. Лично я считаю, что отход
отца от дел был в какой-то мере вызван влиянием брата. По-видимому, он это и имел
в виду, выражая сомнение в том, что он согласится принять от него деньги… Я
думаю, мистер Мейсон, вы понимаете, что я считаю себя обязанным позаботиться о
вдове моего отца?
– Вы имеете в виду Эллен У. Сейбин? – изумился Мейсон.
– Нет, Эллен Монтейз, или Эллен Болдман. Я ее считаю вдовой
отца, причем гораздо более законной, если можно так выразиться, чем эта
авантюристка, которая обманом заставила отца на себе жениться. Между прочим,
имя Болдман наше фамильное. Я тоже полностью называюсь Чарлз Болдман Сейбин.
Наверное, по этим соображениям отец и выбрал его.
– По-видимому, вы еще не знаете, что в данный момент Эллен
Монтейз, как я привык ее называть, находится в тюрьме в Сан-Молинасе. Полиция
намерена ей предъявить обвинение в убийстве вашего отца.
– Об этом мне хотелось с вами поговорить, мистер Мейсон.
Скажите мне честно и откровенно, как вы считаете, это и правда она его убила?
– Я абсолютно уверен, что нет. Однако накопилось порядочно
косвенных улик, которые ей будет довольно трудно опровергнуть. Не исключено,
что если не будет найден настоящий убийца, ей так и не удастся это сделать.
– Какие же косвенные улики? – заинтересовался Сейбин.
– Прежде всего у нее имелся мотив. Ведь он ее подбил на
двоеженство. Убивали мужчин и за меньшие проступки. У нее были возможности и
основное – оружие.
Это наиболее убедительное из всех косвенных улик и
вещественных доказательств. В руках прокурора все возможности организовать
научно обоснованное следствие. Он выясняет факты, но отбирает из них только те,
которые, по его мнению, являются важными. Стоит ему прийти к какому-то
заключению, и важными становятся те факты, которые подтверждают его точку
зрения. Вот почему косвенные улики являются такими ненадежными. Факты сами по
себе безлики, в расчет принимается наше субъективное объяснение этих фактов.
– У нас в доме произошли некоторые события, – заметил Вейд,
поглядывая на Сейбина. – Вы намереваетесь рассказать мистеру Мейсону про миссис
Сейбин и Стива?
– Спасибо, Ричард, что вы напомнили мне об этом. Видите ли,
мистер Мейсон, после того, как вы вчера уехали, Стив долго совещался с матерью
в ее комнате. Около полуночи они ушли из дому и больше не возвращались. Они не
оставили записки о том, куда они направились, так что мы не смогли их отыскать.
Коронер Сан-Молинаса назначил дознание сегодня в восемь часов вечера, а
похороны мы наметили на завтра в два часа дня. То, что миссис Сейбин исчезла,
крайне неприятно для семьи. Я расцениваю это как проявление исключительно
дурного тона.
Мейсон посмотрел на Вейда.
– Вы сказали шерифу или сержанту Голкомбу, какое дело
заставило вас лететь в Нью-Йорк?
– Нет, я упоминал только о том, что, по моему мнению, имело
отношение к делу. О втором же деле вплоть до вчерашнего вечера я ничего не
говорил никому. Миссис Сейбин меня до того напугала, что я не смел и рта
раскрыть.
– Ну, а о том, что мистер Сейбин звонил вам в десять часов
вечера, вы рассказали шерифу?
– Да, конечно. На мой взгляд, это имело прямое отношение к
делу, и в то же время я не выдавал ничьих тайн.
– Скажите, у мистера Сейбина было хорошее настроение, когда
он с вами разговаривал?
– Отличное, я бы сказал. По-моему, его голос ни разу не
звучал так молодо и удовлетворенно, как в тот раз. Оно и понятно, он только что
получил известие о том, что миссис Сейбин добилась развода и что на следующий
день он получит официальные бумаги и сможет переоформить свой брак с мисс
Монтейз. По-видимому, миссис Сейбин звонила ему и предупредила, что все в
порядке.
– Вы знали, что он проводил некоторое время в Сан-Молинасе?
– спросил Мейсон.
– Да, знал, – ответил Вейд, – потому что несколько раз он
мне звонил оттуда.
– И я знал, – вступил в разговор Чарлз Сейбин, – правда, он
мне не говорил, что он там делал, но в этом отношении отец был человеком
своеобразным. Газеты писали о его привычках…
– Да, да, понятно. Кстати, сколько людей жило в этом доме?
– Только мы с мистером Вейдом.
– Слуги?
– Всего одна экономка. После того, как миссис Сейбин уехала
в кругосветное путешествие, мы заперли практически почти весь дом и отпустили
прислугу. Тогда я не понимал, зачем это делается, но папа-то знал, что миссис
Сейбин уже не вернется.
– Ну, а попугай? Ваш отец действительно возил попугая с
собой?
– Большую часть времени попугай был с папой. Но все же порой
он оставлял его в доме, главным образом с миссис Сейбин. Она его очень любила.
Мейсон повернулся к Вейду:
– Скажите, были ли у Стива причины ненавидеть мистера
Сейбина в такой степени, чтобы решиться на убийство?
– Сам Стив просто не мог убить мистера Сейбина, – с
уверенностью ответил секретарь. – Мне точно известно, что в десять часов вечера
мистер Сейбин был жив. Мы со Стивом вылетели в Нью-Йорк сразу же после этого
разговора, были на месте во вторник днем.
Мейсон спокойно сказал:
– Нотариально заверенная копия свидетельства о разводе,
которую миссис Сейбин вручила вам в Нью-Йорке, была подделкой.
– Что?! – изумился Вейд.
– Подделкой, – внятно повторил Мейсон.
– Подождите, мистер Мейсон, но документ проверял поверенный
мистера Сейбина в Нью-Йорке!
– По форме он был совершенно законным. В нем было учтено
все, вплоть до имени клерка и заместителя секретаря суда. Очень умелая
подделка, но так или иначе документ фальшивый.
– Как вы это узнали? – спросил Сейбин.
– Я имею привычку проверять судебные записи. Поэтому я дал
фотокопию данного свидетельства детективу, который специально вылетел в Рино.
Выяснилось, что в Рино никогда не слушалось подобное дело о разводе.
– Великий боже, что же она рассчитывала выиграть подобным
образом? – воскликнул пораженный Чарлз Сейбин. – Ведь понимала же она, что рано
или поздно этот обман раскроется?
