– А как это понравится твоему призраку? – спросил
я, вглядываясь в пустоту вокруг. – Как он отнесется к тому, что ты
позволяешь мне делать такие вещи, которые, по его мнению, позволительны только
ему?
– Не играй с ним! – со страхом взмолилась она.
– Значит, несмотря на все свои ласки, поцелуи и
прикосновения, он не может сделать тебе ребенка? Он не тот злой дух из
демонологии, который способен красть семя у спящих мужчин. И поэтому он
позволяет мне жить, пока я не сделаю тебе ребенка!
– Он не причинит тебе зла, Петир, – я ни за что не
позволю. Я ему запретила!
Ее щеки снова раскраснелись, когда она взглянула на меня. Но
теперь настал ее черед оглядываться по сторонам.
– Не забывай об этом, дочь, ибо – помни! – он
умеет читать твои мысли. И он может сколько угодно говорить, что исполняет твое
желание, в то время как на самом деле руководствуется только своими. Он
приходил сегодня утром и насмехался надо мной.
– Не лги мне, Петир.
– Я никогда не лгу, Шарлотта. Он приходил. – И тут
я подробно описал ей появление призрака и повторил его странные слова. –
Итак, что бы это могло означать, моя красавица? Ты думаешь, у него нет
собственной воли? Ты глупышка, Шарлотта. Ложись с ним! – Я рассмеялся ей в
лицо и, заметив в ее взгляде боль, рассмеялся еще громче. – Хотел бы я
увидеть это зрелище: ты, а рядом твой демон. Ложись сюда и позови его, пусть
придет сейчас.
Она ударила меня по лицу. Я только пуще рассмеялся, внезапно
ощутив сладостную боль, а она все хлестала меня по щекам, и тогда я сделал то,
что хотел: яростно схватил ее за руки и швырнул на кровать, а потом разорвал на
ней платье и ленты в волосах. Она тоже не церемонилась с чудесной одеждой, в
которую меня облачили ее горничные, и мы соединились с тем же пылом, что и
раньше.
Моя страсть иссякла после третьего раза, и, когда я лежал в
полусне, она молча покинула меня, оставив наедине с рокотом моря.
К вечеру я уже понял, что мне оттуда не выбраться, потому
как испробовал все способы. Я пытался расколоть дверь, используя для этого
единственное кресло. Я пытался ползком обогнуть стены. Я пытался пролезть
сквозь маленькие оконца. Все напрасно. Этот дом строили тщательно, как тюрьму.
Я пытался даже взобраться на крышу, но и этот путь к свободе был заранее отрезан.
Скат был невероятно крутым, черепица очень скользкой, а взбираться пришлось бы
очень высоко. С наступлением сумерек мне принесли ужин и подали, тарелку за
тарелкой, сквозь маленькое окошко. Я долго не притрагивался к еде, но потом
все-таки поужинал – больше от скуки и гнева, нежели от голода.
Когда солнце начало опускаться в море, я сидел у балюстрады,
пил вино и любовался закатом, наблюдая, как синие волны, несущие белую пену,
разбиваются внизу о чистый берег.
За все время моего пленения никто ни разу не появился на том
берегу. Подозреваю, этот отрезок побережья доступен только морем. И любой там
оказавшийся наверняка погиб бы, потому что оттуда не было выхода, разве что,
как я уже говорил, вверх по утесу.
Но вид был очень красив. Все больше пьянея, я как
завороженный смотрел на постоянно меняющие цвет море и небо и не в силах был
отвести взор.
Когда солнце скрылось, на горизонте – сколько охватывал глаз
– появилась широкая светящаяся полоса. Она оставалась примерно с час, потом
небо стало бледно-розовым, а под конец приобрело тот же синий оттенок, что и
море.
Разумеется, я решил, что больше не притронусь к Шарлотте,
несмотря на все соблазны. А когда она убедится, что я для нее бесполезен, ей
ничего не останется, кроме как отпустить меня. Впрочем, я подозревал, что,
вероятнее всего, она меня убьет, а если не она, то призрак. В том, что она не
сумеет его остановить, я не сомневался.
Не знаю, когда я заснул. Не знаю, который был час, когда я
проснулся и увидел Шарлотту, сидящую при свете свечи. Я поднялся, чтобы налить
себе еще вина, потому что к этому времени превратился в настоящего пьяницу – и
получаса не проходило, чтобы я не чувствовал непреодолимую тягу к вину.
Я ничего не сказал Шарлотте, но сам был напуган тем фактом,
что меня по-прежнему волновала и влекла к себе ее красота, и стоило только
бросить на нее взгляд, как мое тело тут же проснулось и возжелало ее,
предвкушая продолжение прежних игр. Что толку было мысленно отчитывать
собственную плоть – она ведь не мальчишка-школяр и осталась глухой к моим
увещеваниям.
Никогда не забуду лицо Шарлотты и ее взгляд, проникший,
казалось, мне в самое сердце.
Мы пошли друг другу навстречу. И снова покорились взаимному
влечению…
Когда же страсть наша поутихла, мы спокойно сели рядом и
Шарлотта заговорила первой:
– Для меня не существует никаких законов. Проклятие,
лежащее как на мужчинах, так и на женщинах, воплощается не только в слабостях,
но и в добродетелях. Моя добродетель в моей силе, в способности управлять теми,
кто меня окружает. Я знала это с самого детства. Мне подчинялись братья, а
когда обвинили мать, я умоляла ее, чтобы она разрешила мне остаться в Монклеве,
ибо была уверена, что сумею повернуть показания в ее пользу.
Но она не позволила мне остаться – пожалуй, мать
единственная никогда мне не подчинялась. Зато я руковожу и всегда, с самой
первой встречи, руководила своим мужем. Я управляю плантацией так умело, что
другие плантаторы приезжают ко мне за советом. Можно даже сказать, что я, как
самая богатая хозяйка в округе, правлю всем приходом, а при желании могла бы,
наверное, держать в подчинении и целую колонию.
Той же силой обладаешь и ты, и благодаря ей способен
противостоять всем мирским и церковным властям. Ты отправляешься во все деревни
и города, имея за душой три короба лжи, и веришь в то, что делаешь. Ты
подчинился лишь одной власти на земле – Таламаске, но даже ей ты не покорился
полностью.
Я никогда не думал об этом, но она была права. Знаешь,
Стефан, среди нас есть агенты, которые не годятся для практических дел, потому
что не обладают известной долей скептицизма по отношению к помпезным
церемониям. Так что Шарлотта попала в самую точку.
Однако вслух я не признал ее правоту. Я пил вино и смотрел
на море. В небе поднялась луна, и по водной глади пролегла светлая дорожка. Мне
вдруг пришло в голову, что я слишком редко любовался морем.
Видимо, за долгое время, проведенное в маленькой тюрьме на
краю утеса, я чему-то научился.
Шарлотта продолжала свою речь:
– Я приехала жить туда, где нашлось лучшее применение
моим силам. И намерена родить много детей, прежде чем Антуан умрет. Очень
много! Если ты останешься здесь и будешь моим любовником, то сможешь
осуществить все свои желания.
– Не говори так. Ты знаешь, что это невозможно.
