Он мельком взглянул на огоньки Сосалито, мерцавшие на другой
стороне залива; пронизывающий ветер мешал наслаждаться живописным видом. Майкл
явственно ощущал, как вокруг сгущается все то, что он так ненавидел в климате
западного побережья, не знающем ни суровой зимы, ни палящего лета: вечная
сырость, вечный холод, вечные пронизывающие ветры.
Как хорошо, что вскоре он окажется дома, где его словно
теплым одеялом окутает привычная августовская жара. Он вновь увидит улицы
Садового квартала, деревья, качающиеся на ласковом ветру…
Но сейчас не время думать об этом. Его ждет яхта. Надо
взбираться на эту посудину с ее иллюминаторами и такими скользкими на вид
палубами. Яхта слегка покачивалась, ударяясь бортом о резиновые шины,
укрепленные по всей длине стенки пирса. Нет, морская романтика явно не его
стихия. Даже перчатки на руках сейчас не вызывали раздражения.
В своей жизни Майклу довелось плавать лишь на больших судах:
в детстве – на старых речных паромах, а позже – на огромных круизных
теплоходах, катавших сотни туристов по заливу Сан-Франциско. При виде любого
судна наподобие этой яхты в голову почему-то неотступно лезли мысли о
возможности падения за борт.
Майкл прошел вдоль борта до кормы, начинавшейся сразу за
башенкой рулевой рубки. Уцепившись за перила, он подпрыгнул и взобрался на
борт, неприятно удивившись тому факту, что громадина качнулась и словно бы
осела под его весом. И вот наконец он стоит на палубе.
Роуан пришла следом за ним.
До чего же отвратительно ощущать под ногами ходящую ходуном
палубу! И как только люди могут плавать на яхтах? Однако посудина вроде бы
вполне прочная, а ограждение палубы достаточно высокое, чтобы внушить ощущение
безопасности. Имелось даже небольшое укрытие от ветра.
Сквозь стеклянную дверь Майкл заглянул в рубку. Мерцание
приборных досок, разноцветные сигнальные лампочки. Вполне сошло бы и за кабину
самолета. Наверное, где-то там, внутри рубки, есть лестница, ведущая вниз, в
каюты под палубой.
Однако сейчас его заботил не интерьер яхты. Главное –
палуба, на которой он лежал, когда Роуан его спасла.
В ушах свистел дувший с залива ветер. Майкл обернулся и
посмотрел на Роуан. На фоне далеких огней ее лицо казалось совсем темным.
Вытащив руку из кармана, она указала на доски у себя под ногами.
– Вот здесь.
– Я лежал здесь, когда открыл глаза? Когда ко мне
вернулось дыхание?
Роуан кивнула.
Майкл опустился на колени. Яхта покачивалась медленно и едва
ощутимо, скрип снастей был почти не слышен и, казалось, исходил просто из
темноты. Майкл стянул с рук перчатки, сунул их в карманы и слегка размял кисти.
Потом он коснулся пальцами досок палубы. Холод… сырость…
Образы, как всегда, хлынули из ниоткуда, отделяя его от настоящего момента.
Однако перед Майклом возникали картины, не имевшие никакого отношения к моменту
его спасения: мелькали лица, люди двигались и разговаривали… Вот прошла Роуан,
затем появился тот человек, которого она ненавидела, а с ним еще одна женщина,
старше Роуан, та, к кому она относилась с любовью, – Элли. Один слой
образов сменялся другим, третьим… голоса тонули в общем шуме.
Майкл прополз на коленях немного вперед. Голова начинала
кружиться, но он упорно продолжал ощупывать доски, шаря по ним, будто слепец.
– Я ищу Майкла, – сказал он. – Где Майкл?!
Его вдруг обуяла злость, обида за впустую потраченное лето.
– Я ищу Майкла! – повторил он, стараясь
активизировать свою внутреннюю силу, требуя, чтобы она сконцентрировалась и
сфокусировалась на тех образах, которые ему требовались.
– Боже, яви мне момент, когда я сделал первый
вдох, – шептал Майкл.
Но все это походило на перелистывание увесистых томов в
поисках единственной строчки… Грэм, Элли, голоса, нараставшие, перемешивающиеся
между собой, сливающиеся в единый звук… Майкл отказывался находить слова, чтобы
облечь в них увиденное, – он просто отвергал эти образы.
– Покажите мне тот момент!
Он распластался, прижавшись щекой к шершавым доскам палубы.
И вдруг он как будто очутился в нужном ему времени, словно
дерево под ним вспыхнуло и осветило так необходимую ему картину… Стало намного
холоднее, и ветер завывал яростнее. Яхта раскачивалась на волнах. Майкл увидел
себя лежащим на палубе: мертвец с бледным мокрым лицом. Роуан склонилась над
ним и с силой давила ему на грудь. «Давай же, дыши! – словно заклинание,
повторяла она. – Черт тебя дери, дыши!»
Его глаза открылись. «Да, я это видел, я видел Роуан… Я жив.
Я – здесь!.. Роуан, так много всего…» Боль в груди сделалась непереносимой. Он
практически не чувствовал ни рук, ни ног. Неужели это его пальцы крепко сжимают
ее руку?
«Я должен объяснить. Объяснить все, что было прежде…» Прежде
чего? Майкл попытался ухватиться за эту ниточку и скользнуть глубже. Прежде
чего? Но перед глазами снова и снова возникал лишь бледный овал ее лица –
такого, каким он видел его тогда… Волосы, выбивавшиеся из-под шапочки.
Внезапно он снова оказался в настоящем времени и обнаружил,
что изо всех сил колотит кулаком по палубе.
– Дайте мне вашу руку, – крикнул он Роуан.
Она опустилась на колени рядом с ним.
– Думайте, думайте, вспоминайте, что произошло в тот
момент, когда я вернулся к жизни!
Но Майкл знал заранее: это бесполезно. Он видел лишь то, что
видела она. Он видел себя, покойника, возвращавшегося к жизни. Мертвое мокрое
тело, перекатывавшееся с боку на бок под ее руками, с силой надавливавшими на
его грудную клетку. Потом появилась серебристая щель между веками – он открыл
глаза.
Майкл долго пролежал на палубе без движения, прерывисто и
часто дыша. Он снова продрог, хотя ничто не сравнится с холодом того вечера.
Роуан стояла рядом и терпеливо ждала. Майклу хотелось заплакать, но он до такой
степени устал, что не осталось сил даже на это. Он чувствовал себя совершенно
раздавленным. Промелькнувшие перед глазами образы словно изрешетили его
насквозь. Не было желания шевельнуть хоть пальцем.
Однако Майклу все же открылось нечто новое – маленькая подробность,
о которой он не знал до сих пор. Деталь, связанная с Роуан… Тогда он в первые
же секунды узнал, кто она, узнал все о ее жизни. И ее имя – Роуан.
Но можно ли считать достоверными эти воспоминания? От
напряжения болела душа. Майкл лежал на палубе, раздавленный, злой, ощущая
кипевшую внутри ярость и одновременно отчетливо сознавая глупость своего
положения. Не будь рядом Роуан, он наверняка бы разрыдался.
– Попробуйте еще раз, – сказала она.
